хватает за горло, коленом норовит ударить в пах. Стараюсь зайти сбоку, хочу ударить прикладом. Шкредов заслоняется Богомазом. Напряженное, надсадное дыхание, словно у борцов…
Шкредова наклоняется к топору у печки. Пинком отшвыриваю топор в угол. Гремит лавка – Шкредова падает с лавкой на пол. Сверху – Костя… Короткий, сдавленный вскрик.
Шкредов поворачивает на вскрик кудлатую голову. Рывок – Богомаз вырвал руку. Колет снизу…
Все кончено. Богомаз и Костя тяжело дышат. Три пары глаз с минуту смотрят вниз. Потирая горло, Богомаз подходит к окну. Оттянув занавеску, бросает взгляд на шлях.
Шевцов быстро обыскивает убитого. Выпрямившись, достает из бумажника какие-то документы, бумажки, находит овальный металлический жетон на цепочке.
– Вот! – говорит он громко. – Жетон агента СД… И удостоверение с надписью штурмбанфюрера Рихтера!
Тикали ходики на стене. На казнь Шкредовых ушло всего минуты две…
Богомаз с удивлением смотрит на икону в углу.
– Вот те на! Икона-то моей руки – Богоматерь «Утоли мои печали»…
6
Двадцать второе июня – самый длинный день в году. День 22 июня 1942 года не оставил у нас в этом никаких сомнений. Ничто, наверное, так не изматывает, как ожидание боя… Бесконечно долго вились в розовом свете заката неугомонные стрижи…
В 24.00 партизаны с трех сторон окружили поселок. Операцией командовали Самсонов, Аксеныч и Кухарченко. Вместе с Богдановым, Гущиным и Надей Колесниковой Кухарченко незаметно проник в поселок, намереваясь забросать гранатами штаб эсэсовцев из дивизии «Мертвая голова». Эсэсовцев в штабе не оказалось. Из штаба Кухарченко направился к управляющей хозяйством – немке-колонистке. Он застал ее в постели. В той же постели, за минуту до прихода партизан, нежился комендант вейновского гарнизона, гауптштурмфюрер СС. Услышав шум в поселке, он выскочил в окно, спрятался в густой крапиве и пролежал там, голый, до утра. Об этом мы узнали, к сожалению, только после разгрома поселка от наших связных.
Кухарченко повел управляющую фрау Шнейдер отпирать склады бывшего совхоза. Он долго водил по поселку эту толстенную брунгильду, полуголую, умиравшую от ужаса. Она шла в ночной рубахе, с распущенными волосами. Кухарченко убедился, что наша разведка не соврала: в немке действительно оказалось не менее 110–120 кило. Местные парни, члены подпольно-партизанской группы, ходили табуном за Кухарченко и уговаривали его пустить в расход фрау Шнейдер:
– Настоящая Салтычиха! Душа с нее вон! Шнейдериха заслужила пулю!
Нечего и говорить, что Лешка-атаман не нуждался в подобных уговорах.
К этому времени партизанские группы уже вошли в поселок. Операция была облегчена тем, что значительная часть гарнизона и рабочего «украинского батальона» со своим командиром, немецким офицером Франком, была, оказывается, временно переведена накануне в Могилев – этот перевод, догадывались мы, был связан с бегством в лес группы солдат во главе
