культуры. За кулисами я увидела Генку: пришел послушать. Выстроились на сцене. Ингрид затащила меня к себе поближе – вместе поем вторым голосом.
Раздвигается занавес, и знакомое ощущение охватило, когда глянул из темноты зал десятками светлых лиц. Немецкие друзья удивительно чувствуют ритм и характер песни. Невольно заряжаешься их настроением и начинаешь вместе с ними отсчитывать такт, и хочется быть такими же веселыми, свободными и беспечно напевать. Удивительное чувство любви охватывает именно в такие минуты, когда чувствуешь и проникаешься настроением другого, когда вместе волнуешься.
После концерта поговорили с Генкой на крыльце. Сережка стоял поодаль и внимательно смотрел на нас.
1.08. Вчера мы с Утой долго сидели вдвоем в вагончике. Она говорила, что всех нас любит как хороших, добрых людей, а меня, как сестренку. Ее несколько раз звали в свою компанию Тамара, Юра, Марина, Дитмар – они устроили проводы. Ута говорила всем: «Я позже приду». И рассказывала мне о тете в Западной Германии, о любимой сестренке, братьях. В дверь постучали. Она покачала головой: «Меня нет, – и продолжила. – Про меня Клаус нехорошо сказал… Не знаю: там Дитмар ждет, там – Сережа».
Как горько мне слушать все это. Долго откровенно говорили мы, и еще несколько раз звали ее.
Сегодня они работали до обеда. Обедали мы по-немецки. Ингрид, Рольф и, кажется, Вильфрид готовили обед. Второе было исключительно вкусным. Картошка нарезанная, ломтики колбасы, перец и еще что-то. Вкус изумительный: на третье, вообще, сногсшибательное блюдо. Жидкость малинового цвета и сверху плавает ослепительно желтое. И все это пахнет пудингом. За стойкой стояли Ингрид и Рольф. Они смотрели на всех и живо реагировали на похвалу. Я расхваливала их бесподобные блюда. Когда смотрела на кухню, часто ловила взгляд Рольфа.
По дороге рассорилась с девчонками и пошла впереди одна. Чувствую: идет рядом кто-то. Рольф. Разговор получился глупый. Я говорю по-русски, он – по-немецки. Я – ни бельмес. Еле-еле начала изъясняться по-английски…
После обеда стало хорошо. Народу мало, все свои. Друзья готовились в дорогу. Сережка работал напротив меня, играл глазами и пробовал шутить: переставил доску на бетоне, я грубо сказала ему что-то, он отошел. Поневоле слежу за ним: куда идет, с кем разговаривает. Но если стоит лицом ко мне или идет навстречу, опускаю глаза и торопливо прохожу.
К концу рабочего дня пришли на элеватор ВВ с ректором Кузеевым. Запахло банкетом. За пять минут до конца работы начался мощный ливень. Серый день сочился целым водопадом, и быстро-быстро летел к земле дождь, как бы стремясь загладить свою вину перед страждущей землей. Опять весело бежали под дождем, умывались им, и беспричинная радость охватывала нас. Проклинать мокроту мы начали позже, когда надо было идти на банкет. Долго сидели в вагончиках. Линейку отменили. Едва-едва дождь стих, рванули в наш «Вечерний зал». Столы еще не были накрыты. Встали в кружок и запели. Пели с настроением. Потом начали рассаживаться. Оглянулась: за мной идет
