из снега цветни и повылезали, да зацвели. К ночи, правда, вымерзли, да батюшка приметить успел, – как на духу рассказала я.
– И всё? – сощурилась матушка Евдора.
– Ну было ещё, утопленницей всплывала, девок на купании попугать хотела, – совсем уж застыдилась я.
– Прямо таки утопленницей? – улыбнулась матушка.
– А чего там? Под мостками посидела, в воду окунулась, представила, как дева та, про которую в слободе сказывают, утопилась с горя, и всплыла. Сама я себя не видала, да бабы потом по слободе кричали, будто чистый покойник к ним из мира иного явился. Я и сама напугалась тогда, потом два года себя держала. А тут батюшка с Тарасем этим, пойдёшь за него, говорит, и всё тут. Ну я и осерчала. Выбежала на двор и подумалось – уж лучше смертью в небо чистое улететь, чем за Тарася идти. Опомнилась уже на крыше, думала и вправду душу там, на коне, оставлю, так напугалась. Вот после этого батюшка меня к вам и свёз.
– Что же мне с тобой делать-то, Весения? – покачала головой матушка Евдора. – Ведьма ты сильная, да сила твоя непонятная. Да и не пробудилась ещё полностью, опять же. И учить тебя некому, и отпустить нельзя. Опасно. Был бы магистр Матфий жив, он бы быстро разобрался – что к чему. А так…
– Вы меня погоните? – хлипнула я носом.
– Не погоню, девочка, – похлопала она меня по руке. – К себе пока возьму. Я, хоть уже и не беру послушниц, но для тебя исключение сделаю, а там видно будет. Может, новый магистр будет таким же сведущим, как Матфий. А нет, так сами разбираться будем. Ты только пока держи себя в руках, как раньше. Я так поняла, силу ты чувствуешь, и удержать можешь?
– Не то, чтоб так и чувствую, но когда она наружу рвётся, понять и унять могу… вроде как, – неуверенно ответила я.
– Вот и унимай, пока мы не разберёмся – к чему твоя сила пригодна, – погладила меня по плечу матушка Евдора. – А сейчас пошли, накормлю тебя.
Вот от этого я не откажусь! Как дома поела перед крышей, так больше и не видала ничего, окромя воды. Мама с вечера покормить хотела, да ломоть в горло не лез, и на дорогу нам с батюшкой собрала узелок, но я проспала ведь всё.
– Вот тут у нас общий зал, – расписывала матушка Евдора, ведя меня по красивому большому залу с картинами. – Здесь мы принимаем посторонних и гостей. Там, – махнула она на цветастую лесенку, – у нас комнаты для обучения. А здесь столовая, – и повела она меня к большой двери под лестницей. – Завтрак в восемь утра, обед в два, ужин в восемь вечера. Но, если что, покормить могут в любое время. В комнаты еду старайся не таскать, домовые этого не любят. А если берёшь что, съедай побыстрее.
– Домовые?! – выпучила я глаза.
– А то ты в своей слободе про них не слышала, – усмехнулась Евдора.
– Слыхать-то слышала, да то ж байки, – заулыбалась я.
Думаешь, бабушка, ежели я из слободы дальней, так совсем дурочка? Домовыми попугать решила? Ага, бреши больше!
– Привыкнешь
