не так нестерпимо, как было пару минут назад.
– Растяжение, – говорю я. – Мне нужно немного времени, и я смогу идти.
– Очень сомневаюсь, – он берет мою ногу в ладони и снова прощупывает пальцами.
В этот раз надавливает чуть сильнее, а когда касается лодыжки, я понимаю: он прав, но не подаю вида. Ненавижу быть слабой, и даже если мне придётся превозмогать боль, я закончу этот подъём и не попрошу помощи. Я не такая, как моя мать, я – сильная.
– Всё хорошо, лёгкое растяжение, – говорю чуть раздражённо. – Я дойду, не переживай.
Он молча смотрит мне прямо в глаза, удерживая мою ступню в ладонях. Чрезвычайно интимный момент, но боль всё портит, и я не могу насладиться им сполна.
– Просить помощи – не значит быть слабой, а значит лишь правильно распределять ресурсы, – говорит он и отпускает мою ногу.
Я вздрагиваю, поражённая его проницательностью. Откуда ему знать о том, что я думала именно об этом? Неужели всё так легко читается на моём лице? А ведь раньше я вполне успешно умела скрывать свои чувства.
Как бы мне ни не хотелось признаваться, но он прав. С его помощью мне будет намного легче подниматься, глупо отказываться, особенно когда он сам её предлагает.
– Хорошо, – я киваю ему. – А теперь, если несложно, отдай мой чёртов ботинок, и пошли уже наверх. Я засыпаю на ходу и готова убить за возможность принять ванну.
Ксандр с улыбкой протягивает мне «мартинс», поднимается, берёт фонарик и светит, пока я обуваюсь.
Остаток лестницы мы проходим почти в обнимку. Опираюсь на его плечо, а он удерживает меня за талию, и сейчас я уже не думаю о сексе. Боль в щиколотке отбила всю романтику и вернула в реальность. Из-за глупой травмы мне придётся на время забыть о поисках банды. Это злит. Но я настолько устала, что уже не способна сердится по-настоящему, эмоции словно впали в кому.
В винном погребе сыро и прохладно. Тут есть электрическое освещение, и я прошу Ксандра усадить меня на деревянный табурет и зажечь лампы. Свет неяркий, но после прогулки по подземельям с тусклым фонарём, он кажется мне слепящим.
Ксандр оглядывается с изумлением и присвистывает. Я не преувеличила, запасов вина и коньяка хватит, чтобы напоить небольшую армию. Раньше в замке была своя винодельня, и родители Стефана продавали отменный товар в винные бутики. Но после начала эпидемии рынок элитного алкоголя рухнул. Родители Стефана верили, что всё наладится. Многие тогда верили, потом перестали.
– А тут что? – Ксандр постукивает ладонью по деревянной бочке, и та издаёт уютный глухой звук.
– Коньяк, – отвечаю безразлично. Богатства баронских подвалов меня никогда не впечатляли, я всегда была равнодушна к алкоголю и совершенно в нём не разбиралась.
– Невероятно, – он переходит к деревянному стеллажу с игристыми винами и смотрит на него, как ребёнок на витрину сладостей. – Знал бы, что иду по жёлтому кирпичу, то пел бы всю дорогу.
– О чём ты вообще? – подозреваю, что он
