Один из пехотинцев, избранный на этот день палачом, старательно натачивал топор. Кто-то из лордов настаивал, что Смони как благородному надлежит принять смерть от меча, но Моэраль ответил отказом: чернь не умеет владеть клинками, никто из благородных не пожелал принять на себя роль палача, и гораздо легче для Смони будет перенести один точный удар секиры, нежели два-три неловких – меча.
Как бы то ни было, зла Моэраль ему не желал.
Во дворе понемногу начали собираться люди. К королю подошли братья Сольер, но, видя задумчивость его величества, не стали отвлекать разговорами. Подошло несколько вассалов Артейна, среди них – Ульп Тинат, так расположивший к себе Моэраля при первом знакомстве. Лорды тихо переговаривались, и Холдстейн даже догадывался о чем: милорды спорили, хватит ли у молодого Смони отваги пойти на смерть ради Сильвберна.
Очень хотелось верить, что нет.
Похолодало. Когда войска покидали Вантарру зима только-только начиналась. Окончился последний месяц осени, но осенью ту стылую пору можно было назвать очень условно. Впрочем, на севере все давно привыкли, что конец осени становился началом зимы. В месяце начала зимы заметно холодало, в середине зимы стоял трескучий мороз, а месяц конца зимы радовал затяжными снегопадами, оканчивавшимися в лучшем случае в середине месяца начала весны.
«Всего несколько месяцев прошло, – подумал Моэраль. – В начале осени я получил письмо из Сильвхолла. В середине осени принял решение отправляться в Иэраль. В конце осени потерял Рейну. – При этих мыслях стало непереносимо больно, словно в сердце открылась никак не заживающая кровавая рана. – Потом начался поход. Теперь стоит середина зимы, а уже столько всего за плечами… И столько всего впереди».
Непрошенная снежинка опустилась прямо на нос, и Моэраль смахнул ее не глядя. Двор позади него полнился людьми. Пора было начинать.
– Ведите лорда, – приказал Холдстейн палачу, и тот зычным голосом повторил слова короля.
– Ведите лорда!!!
Риалан Смони вышел из замка в сопровождении двух хмурых охранников, не столько охранявших его, сколько помогавших идти. Твердый шаг – вот все, на что хватало самообладания юноши. Идти прямо к плахе у него не получалось: ноги норовили увести то влево, то вправо, и охранники подталкивали милорда в нужном направлении.
Смони был бледен, но его белое лицо, сливавшееся цветом со снегом, выражало суровую решимость.
Глупый щенок.
Моэраль дождался, пока приговоренного заведут на эшафот и поставят рядом с палачом, и только после этого поднялся наверх сам. По привычке, появившейся со времен взятия Каллье, он намеревался произнести речь, и лорды, готовые внимать, прекратили разговоры. Молчала чернь – в основном слуги Смони, сбившиеся в кучу в углу двора. Изможденная, с черными кругами под глазами, стояла поодаль тетка Риалана. Ее иссушенные руки нервно теребили стремительно превращавшийся в тряпку платочек.
– Милорды! –
