нить, зажимая её самыми кончиками чёрных когтей, явно стараясь не коснуться пальцами. Морин хмурилась, растирая ладони – красные, словно кипятком ошпаренные. Кусочки мозаики постепенно начали складываться в картину, пока ещё неясную, но пугающе жестокую.
– Айвор, – негромко окликнул он. Фейри обернулся, насмешливо вздёрнув брови, и Киллиан, ругая себя, пониже натянул сюртук – как смог. – Айвор, я правильно понял, что вот эти спутанные нитки…
– И есть проклятие, – с готовностью кивнул Айвор и ухмыльнулся: – Ну же, не переживай, мальчик мой, оно к тебе больше не вернётся, мы об этом позаботимся… то есть позаботились.
– Вот это меня и интересует, – произнёс Киллиан, ни капли не веря компаньону. – Как именно вы собираетесь «заботиться». И не надо лгать, я же не идиот, в самом деле, и вижу, что проклятие ещё… живо, если так можно сказать.
– Можно, – благодушно кивнул Айвор. – Но не нужно. Забудь, и всё. Лучше подумай, как ты станешь без штанов добираться до дома. Я полагаю, что это будет весьма забавно, но, возможно, только с моей точки зрения, и, вероятно, для Нив, хотя зная её чувствительную и деликатную натуру, спрятанную глубоко под слоем наносной грубости и первобытной прямолинейности, я могу с уверенностью…
– Айвор. Замолчи, будь любезен, – сердечно попросил Киллиан и, отстранившись от Нив, шагнул к Морин, глядя колдунье прямо в глаза и не обращая внимания на многозначительные усмешки. – Может, вы мне объясните? И спасибо вам за помощь. Я ваш должник, правда.
Сказал – и улыбнулся. Тепло и немного беспомощно, как в прошлый раз.
– Ой, должник он, – фыркнула Морин, отворачиваясь. – Фу-ты, ну-ты, такими словами разбрасываться… Да ещё и не ушло проклятие до конца, рано благодарить. Только полдела сделано. Ежели я до полной луны из той нити ткань не сотку, а из той ткани рубаху не сошью, да ту рубаху не продам какому-нибудь горемыке, то вернётся оно к тебе да за единую ночь и сожрёт.
Нив протяжно шмыгнула носом – и снова разрыдалась, тычась лицом Киллиану в плечо. Не глядя, он обнял её одной рукою.
– А что будет с тем горемыкой?
– Известно что, – пожала плечами Морин. – Такая уж у меня работа. От хвори да горя не избавлю, а вот на другого перекинуть… – вздохнула она.
А Киллиан поймал взгляд Айвора, серьёзного, застывшего, как натянутая струна – и сказал одно слово:
– Нет.
И сразу как-то стало легче дышать.
Нив шмыгнула протяжно и крепко обхватила Киллиана руками поперёк груди, Морин улыбнулась по-особенному – так улыбаются некоторые матери или старые монахини в забытых обителях. Айвор же вздохнул и закрыл лицо рукою – кажется, улыбаясь тоже.
– Вот так и знал, что этот ребёнок ещё заставит нас всех поплясать… И что ты предлагаешь? – спросил он громче, глядя чёрным глазом в щёлку между безымянным и средним пальцами. Винно-красный блик из камня в перстне медленно перетёк в зрачок. – Хочешь стать агнцем на заклание, невинной жертвой на алтаре справедливости, глупым зайцем, которого выпускают перед
