с детства знакомый город, тысячу раз исхоженные места – все стало другим с появлением Алекса. Как будто я проснулась от многолетнего сна, очнулась и начала жить.
Мы никогда не обсуждали будущее, не говорили о том, что будет дальше. Алекс не заводил разговоров об этом, а я ничего не спрашивала. Не из-за страха того, что могу услышать в ответ, а потому что чувствовала, что на эту тему сейчас говорить не надо.
***
Меня разбудил голос Алекса. Он говорил по телефону. Ни слова не понимая, я могла лишь улавливать его интонацию. Сначала он отвечал мрачно, потом раздраженно, а затем, крикнув что-то, отбросил телефон. Я подползла к нему поближе. Он повернулся ко мне, погладил по щеке и поцеловал.
– Что-то случилось?
– Нет. Просто я слишком надолго оставил свои дела, и мне все чаще стали напоминать об этом.
Мое сердце сжалось в предчувствии беды.
– Я должен ехать, – голос Алекса прозвучал тихо и глухо, но мне показалось, что задрожали стены. Конечно, я всегда знала, где-то глубоко-глубоко в своем подсознании, так глубоко, куда я смогла затолкать это знание, что рано или поздно что-то должно случиться, что перемены неизбежны. Но все равно, это было так невыносимо ужасно. Конец счастью, конец всему.
Я молчала, но знала: Алекс прекрасно понимает мое состояние. Он приподнялся, облокотясь на подушку.
– Я хочу, чтобы ты поехала со мной. Ты нужна мне, и я хочу, чтобы ты была рядом.
Он не дал мне ответить, хотя я и не собиралась, потому что от неожиданности как будто позабыла все слова и молча смотрела на него, не веря услышанному.
– Доверься мне. Я дам тебе все, поверь, для меня мало невозможного.
Теперь он ждал, глядя мне в лицо.
– Мне нужен только ты рядом.
Алекс улыбнулся, и по его глазам я поняла, что он не сомневался в моем ответе.
Париж
Париж встретил нас занудным моросящим дождиком, и хотя это было самое нелюбимое мною состояние погоды, сейчас оно совсем не портило настроение. Такси довольно быстро домчало нас от аэропорта до городских улиц, где пришлось немного сбавить скорость. И вот, миновав здание Оперы, мы неспешно выехали на Вандомскую площадь и почти сразу остановились перед отелем «Ритц».
Поспешивший к нам, но при этом не растерявший ни капельки своего достоинства швейцар открыл передо мной дверь такси, портье подхватил чемоданы.
Я уже почти привыкла к образу жизни Алекса, к неброской роскоши, богатству, дорогим вещам и тому, что он имеет столько средств, чтобы позволить себе это, и была готова к тому, что может меня ожидать. Но все же шикарный номер поразил меня. Здесь были гостиная, спальня, два санузла и огромный гардероб. Вся мебель из дерева, обитая дорогим тисненым бархатом, хрустальные светильники, бронзовые канделябры, картины на стенах, мраморные камины, в общем, роскошь в каждой
