с неё, как с трамплина, и не забыть вернуть мир на круги своя. Вне школы полёты над Бенгардией и за её пределами были для несовершеннолетних под запретом, но когда нарушаешь один закон, дальше всегда проще. Пока же Ананд не задумывался над этим, а думал он лишь о том, как оторваться от погони. Тем не менее, всех бенгардийцев с малых лет обучали полётам, чтобы, если им будет угрожать опасность, сбежать в небо или же вести бой с врагом под облаками.
Ананд взлетал всё выше и выше, а Бенгардия всё удалялась и удалялась от него, хижины в деревне становились с коготок, и только королевский дворец не утратил своего величия, сияя золотом бенгардийской вязи и подпирая базальтовыми столбами небосвод. Река Армрама сверху мерещилась всего лишь голубым мазком – она была такой ничтожной и смешной, что над ней, как над всем маленьким и ничтожным, в пору было бы посмеяться. И Ананд посмеялся бы, не будь она для бенгардийцев кормилицей и потому священной. А над священным смеяться нельзя. Ананд даже чуть было не оступился на небесной дороге, рассосредоточившись, потому что его посетила мысль: а наш артифекс, Белая Мать-тигрица, она большая или маленькая? Наверное, она большая-пребольшая, чтобы никто не вздумал над ней смеяться, такая большая, что не описать! И одновременно такая маленькая, что её никто не видел. Но разве так бывает, чтобы кто-то был большим и маленьким одновременно?
Погода сегодня была лётная: облаков – не сосчитать! Ананд скакал по небу что есть мочи: перед каждым облаком приходилось закрывать глаза, представляя его чем-то вроде батута, отталкиваться от него, сжимаясь в пружину, и прыгать к следующему. А облака окрашивались во все цвета радуги и скользили дальше, как отвязанные лодочки. Шерсть трепалась, дрожа диким лесным пожаром, сердце от жесткого бега било красным крылом, а кровь жгла, но тело дрогло от высотного холода. Ананд задыхался, в горле сушило барханами, но темп он сбавлять не думал.
Ананд прыгнул на облако, похожее на трапецию, с него – на облачное плато, чтобы потом штурмовать крутизну облачного высокогорья. Преследователи чинили ему всяческие препятствия: сперва вообразили огненное кольцо, в которое Ананд ловко запрыгнул, и пламя не опалило его. И он тоже применил искру, и облако, оставленное позади, покрылось коркой льда – у Акила с Фаром заплелись лапы, они плюхнулись на животы и скатились с облака, как с горки, но не растерялись и в тот же миг возобновили погоню. Их следующая подлость не заставила долго ждать: немного отстав, Фар встал на облачке-островке, сделал грудь колесом, надул щёки и засвистел с такой отдачей, что его, наверное, было слышно во всей Бенгардии. Облака разнесло по небу, и они поплыли с медлительностью плывущих по воде листьев. Ананд только успевал перепрыгивать с одного облака на другое, с одного – на другое, но до пятого не допрыгнул и повис на нём, зацепившись за него передними лапами и болтая задними. Он понял, что ему не взобраться на облако, но уловил взглядом, как под ним проплывает ещё одно, и упал на него, и оно мучнисто рассыпалось. Из него Ананд сделал у себя за спиной воздушные, перистые крылья, и полетел быстрее и выше, а в его умаявшемся сердце появилась
