вглубь этого огромного болота. Камыш был намного выше Кольки, застил свет, пугал. Пугал.
Молча развернувшись, Колька стал пробираться своим следом, чтобы не заблудиться. В голову полезли какие-то дурацкие мысли, что вот, где-то рядом, в камышах притаились братья того волка, которого Колька так нещадно лупил палкой. А вдруг они вздумают отомстить и съедят его.
Кольке и не приходила в голову такая мысль, что волки и без всякой мести, просто могли его съесть лишь по той причине, что они просто хотят есть. Зимой всегда хочется есть сильнее, чем летом.
…Из камышей Колька вылез с трудом, усталость смешалась с полнейшим отчаянием и совсем отняла силы. Отцовский полушубок путался в коленях и парнишка то и дело падал, рукавицы совсем промокли, норовили соскользнуть и остаться в снегу. Торопился, где можно было, старался бежать бегом, – сообщить бате о неудавшейся охоте. Слезы, смешанные с растаявшим на щеках снегом, катились и катились, он и не замечал их.
Снегу в полях было еще не так много, не по зимнему. Топорщились земляные кочки, густо затянутые пожухлой травой, трава вилась, тянулась космами за пролетающей поземкой. Широкой, рваной строчкой вытянулись по полю кустики ерника, убегающие до самого леса. Вон, с краю от этих кустов уже видно, сквозь метельные языки, сквозь начинающуюся пургу, одинокую березу, где Колька оставил коня.
И батя и мать наказывали, чтобы так просто подводу не бросал, чтобы крепко накрепко привязывал. Коня на месте не было видно…. Сердце оборвалось.
– Да, нет же, хорошо помню, что дважды обмотал вокруг березы вожжи и привязал на два узла.
Но коня видно не было. Колька снова бежал, путаясь в полах, неловко опираясь на палку, которую он так и не бросил, тащил с собой. Еще надеялся, что не видно из-за летящего снега, что на самом-то деле он там, стоит у толстой, суковатой березы и ждет его, Кольку. Что вот сейчас, Колька отвяжет его, грубовато понукнет, развернется почти на месте и быстро, быстро полетит в сторону своей деревни, завалившись на бок в санях.
Вот уже и сани стало видно. А коня нет! Нет коня-то!
Колька приостановился и стал сильно продирать глаза, красной, холодной ладошкой, рукавица все-таки слетела где-то, да теперь уж не до нее. Коня на месте не было…. Холод заполз под полушубок, дыхание перехватило…. Но вдруг стало видно, как какая-то серая масса крутится, шевелится рядом с санями, то растекается по поляне, то снова стягивается в какой-то огромный серый шар. Эта серая масса переливалась с места на место, перетекала по утолованной, утоптанной поляне, вызывала недоумение и страх неведомого.
– Что?… Что это?!
Уже поняв «что это», уже придя в ужас от этого понятия, Колька еще не мог поверить в случившееся. Он в панике, в приступе какого-то необъяснимого, детского героизма бежал, размахивая палкой, что-то выкрикивая, захлебываясь слезами и чувствами, подхлестываемый
