в реке утонул мальчик. Руфус видел с крыльца своего дома, как несколько человек, перейдя в тени железнодорожного моста Парк-авеню, вышли на освещенное место; он разглядел среди них отца ребенка, тот шел в середине, неся завернутое тело сына и сгибаясь, словно это была неимоверная тяжесть. Руфус и сейчас видел перед собой его ссутулившиеся плечи, искаженное горем лицо. На другом конце улицы раздался страшный вопль, к шедшей в молчании группе бежала, прямо в халате, спотыкаясь как пьяная, мать утопшего.
Руфус повел плечами, как бы сбрасывая невидимый груз, и подошел ближе к Леоне. Стоя на балконе, девушка любовалась рекой и перекинутым через нее мостом Джорджа Вашингтона.
– Как красиво, – проговорила она. – Просто чудо.
– Тебе, вижу, Нью-Йорк по душе, – сказал Руфус.
Она повернулась к нему, пригубила вино из бокала.
– Да, очень. Дай мне, пожалуйста, сигарету.
Он протянул ей сигарету и поднес огонь, потом закурил сам.
– Ты хорошо устроилась?
– Прекрасно, – ответила она. – Работаю официанткой в ресторане, в самом центре, недалеко от Уолл-стрит. Чудесный район. Снимаю квартиру с двумя девушками, – (ага! значит, к ней поехать нельзя!) – да что говорить, устроилась прекрасно. – И она снова подняла на него нежные и печальные глаза бедной южанки.
Внутри него что-то вновь дрогнуло. Остановись, оставь ее в покое! Но одновременно мысль о ней, как о бедной несчастной девушке, заставила Руфуса сочувственно улыбнуться.
– А ты умница, Леона.
– Приходится стараться, – отозвалась она. – Иногда кажется – нет, больше не могу, пошлю-ка я все к черту. Но почему-то не получается.
Последние слова она произнесла с таким комичным недовольством, что он не мог не расхохотаться. Девушка присоединилась к нему.
– Видел бы сейчас меня мой муж, – заливалась она звонким смехом, – вот была бы потеха!
– И что бы он сказал? – спросил Руфус.
– Что? Да кто его знает! – Но смех ее как-то сам собой оборвался. Казалось, она проснулась и возвращается к реальной жизни.
– Слушай, налей-ка еще!
– Конечно, Леона. – Когда он брал бокал, их руки и плечи на мгновение соприкоснулись. Она опустила глаза.
– Сейчас вернусь, – сказал Руфус и быстро прошел в комнату, где уже притушили свет. Кто-то наигрывал на рояле.
– Эй, парень, как вы там с Евой? Все в порядке? – поинтересовался хозяин.
– Лучше не бывает. Балуемся винцом.
– От него никакого проку. Дай Еве травку. Пусть покайфует в свое удовольствие.
– Об ее удовольствии я сам позабочусь.
– Старина Руфус бросил ее на балконе одну, бедняжке остается только глазеть на стоячий «Эмпайр стейт билдинг» и облизываться, – сказал со смехом молодой саксофонист.
– Дайте курнуть, – попросил Руфус, и кто-то протянул ему сигарету с марихуаной. Он сделал несколько затяжек.
– Оставь
