в развалку спустили тело с лестницы. Раж отпускал, красноглазое выпило красной крови и довольно уснуло, убаюканное предсмертными хрипами. Ноги послушно подвели к коню.
– Харлуг! – громко окрикнул голос.
Глаза прищурившись оглядывают ублюдочные трусоватые лица – не они. Громкий голос донёсся издали. Навстречу гнал всадник на вороном жеребце, по бокам с морды сыпалась густая пена. Всадник умело замедлил коня, прыжком слетел на верхнюю ступень крыльца, шаги забухали по дому. Никто не успел ничего сообразить, а всадник уже снова взлетел в седло, отстраняясь от людей.
Он прискакал один. Выехать один не мог, но своих людей опередил.
– Харлуг! Что ты натворил?!
Отрезать бы козлу его бороду…
– Харлуг! Как ты мог?! За что?!
Жеребец переминается после галопа, трудно стоит на месте. Он понимает погоню, раж, а всадник – нет. Разочарование. А ещё называется тьмой.
Всадник нагло смотрит в глаза. Не боится или притворяется, что не боится. Напрасно не боится.
Выражение лица всадника меняется.
– Не пройдёт даром твоя злоба! Однажды ты поплатишься за всю пролитую напрасно кровь. Жизнь накажет тебя! Не руками врага, не через голод или заключение. Тебя накажет тот, кто дорог тебе, и тогда ты отплатишь жизни сполна за несправедливые дела свои…
Раж отпустил Харлуга. Дыхание восстановилось, прояснились глаза.
Преувеличивает? Действительно верит, что так будет?
Харлуг внимательно всмотрелся в мрачное лицо всадника. Погибель принесёт тот, кто дорог.
– Я так не думаю, – отчётливо сказал Харлуг.
Клинок в подсыхающей крови вскинулся снова. Он уже напился, потому вошёл в плоть мягко, плавно. Конь взвизгнул, Харлугу в лицо ударила горячая струя, конь опрокинулся, удар отозвался в подошвы, конь дёргал слабеющими ногами, будто грёб под себя увеличивающуюся смешанную с землёй кровяную лужу.
– Ты один был мне дорог, – сказал Харлуг большому распахнутому лошадиному глазу.
Всадник неодобрительно цыкнул, и конь послушно понёс его прочь.
Харлуг смотрел в удаляющуюся спину и тихо смеялся. Он твёрдо верил, что родился не для того, чтобы стать для остальных уроком слюнявой морали, от которой за версту несло, словно какой-то светлый вытер о неё зад.
Часть II. После.
Конь
Харлуг проснулся достаточно рано. Потянулся и спустил ноги с кровати, тут же отдёрнул подошвы от холодного пола.
Простоволосая женщина с округлённым беременным пузом уже была на ногах, с трудом натягивала платье. Вторая, которую Харлуг привёл, потому что первая утратила прыть, ещё лежала кверху гладким задом.
Харлугу некуда было спешить. Он цапнул спящую за ногу и подтянул под себя, будто вознамерился прокатиться, как на кобылице.
Пока он «ехал», беременная равнодушно дозастегнула
