все её преграды и самые неожиданные сюрпризы, падал, терялся, начинал всё заново, но всё же прошёл свой путь до самого конца и остался самим собой.
– Что с ним стало?
– Сейчас это не важно. Главное, что в самую трудную минуту, когда мир рушился и казалось, что всё кончено, он говорил себе: «Всё будет хорошо, Конрад. Самый тёмный тоннель заканчивается лучом света».
Гарина окончила фразу на загадочной ноте, прошла в комнату, положила вещи на сундук у стены и стала наводить порядок.
Растерянный юноша опять взглянул в зеркало, попытался отогнать мысль об убитом кайергардце и познакомиться с самим собой.
«Всё будет хорошо, Конрад… Это точно – теперь всё будет иначе».
Глава 3 «Учиться жить»
«Я буду жить» – как же необычно, почти дико звучала в голове эта простая мысль, а сорвавшись с уст фразой, поначалу вызвала шок. Но всё же Конрад старался привыкнуть. После заточения в лагере смертников он не имел представления, как нужно жить без готовности к скорой кончине, и пришлось учиться самому сложному – обычной жизни.
Первые два дня в замке леди Аделит он просидел в своей новой спальне, что находилась не на первом этаже, в крыле для прислуги, а на вершине одной из высоких башен, где-то над покоями хозяев. Как утверждала маркиза, до победы в войне с кайерградцами на королевскую семью часто устраивали покушения, и ей было спокойнее держать нового стража как можно ближе к себе, даже ночью.
Пока Гарина руководила уборкой заброшенной пыльной спальни, вокруг Конрада полдня крутилась группа портних. Уже на второй вечер ему принесли несколько комплектов закрытых тёмных вещей с высоким горлом, чтобы спрятать клеймо.
Аделит махнула рукой на лорда Демиара, взяла под личный контроль создание нового образа и не жалела собственных денег, чтобы страж королевской семьи выглядел «солидно» и «экстраординарно». Маркиза увлечённо командовала портнихами, экспериментировала, указывала, какие лучше ему идут фасоны, где сколько ещё отрезать, сколько оставить и что пришить. Наверное, гардероб дочери не занимал её так, как нового слуги.
Приодевшись, Конрад наконец вышел из своей вполне теперь уютной комнаты и был представлен штатской прислуге. Они уже знали, что их ряды пополнились, – посвятила в курс дела Гарина – но едва познакомившись, стали его чураться. За всю жизнь он привык к пренебрежительному и надменному отношению надзирателей, к равнодушию и периодической враждебности других смертников ‒ в лагере Каларгон каждый заключённый был сам за себя. Но вот тому, что от него будут шарахаться, как от прокажённого, равные ему слуги, ‒ которые, однако, прекрасно ладят между собой ‒ объяснений не находилось.
‒ Просто ты… немного мрачноватый, Конрад, ‒ попробовала объяснить это Гарина, когда он всё же рискнул обратиться к ней с этим вопросом. ‒ Конечно, вся жизнь в том страшном месте не могла наделить тебя харизмой, мы с мисс Дионой и леди Аделит это
