моя…»
ГОСТЬЯ (продолжает наугад). «Солнышко лесное»?
ЛАВРИН (оценивающе). Ого! Тебя точно надо Валерке показать. Правда, ты куришь. Это он в женщинах ценит невысоко…
ГОСТЬЯ. Он такой знаток женщин, твой приятель?
ЛАВРИН. Теоретически.
ГОСТЬЯ. Теоретически? Интересно, как?
ЛАВРИН (усмехнувшись, цитирует). «Женщина всегда уйдёт. Всегда будет ждать момента. К кому, на чью сторону – неважно. Главное запомнить её той, что есть. И не дожидаться ухода».
ГОСТЬЯ (сочувственно). У твоего приятеля умерла девушка? Это печально.
ЛАВРИН. Тебе не печально. Тебе скучно. Потому что всё это ты уже слышала от Геннадия. Поезд идёт восемь часов. Так что и про меня, и про Валерку, и про завтрашний репортаж ты знаешь уже всё. Если интересно, включи завтра «Вечерние новости» – и всё услышишь.
ГОСТЬЯ (рассмеялась). Гена приглашал меня на трибуны завтра. А ты пойдёшь?
ЛАВРИН (в тон ей). Нет, слава богу!
ГОСТЬЯ (беззаботно). Нет же бога! Просто авария на станции!
ЛАВРИН. Теоретически!
И тут врубается электричество в квартире. Оба щурятся. Диван в комнате не застелен. ГОСТЬЯ одета всё в те же джинсы и рубашку.
ЛАВРИН. Ну точно, это не конец света. (Идёт к шкафу, чтобы достать простыни и одеяло.) Так что приятных снов. При электричестве ни Генка, ни Валерка, ни я тебе не собеседники. Жаль, нет нашего общего друга Серёжи. Он обаятельный. Но бросил маяться дурью, нацепил на шею галстук и потеет теперь следователем в Госпрокуратуре.
ГОСТЬЯ. Не очень-то я люблю потных мужчин в галстуках. А у тебя на всё своя теория есть? «Слава богу, теоретически». Это как?
ЛАВРИН. А что ж тут сложного? Жил-был две тысячи лет назад человек. Жил себе и жил. К карьере не стремился. Революцию сделать не пытался. Что нация сильна и здорова, тоже не орал. Жил себе в двухкомнатной квартире… Со сломанным замком на двери…
ГОСТЬЯ (со сдержанным одобрением). А лет ему сколько было, если не секрет?
ЛАВРИН (застилая диван). Да поменьше, чем тебе, ему было, когда он заметил странную вещь. С ним разговаривают, и его слушают. Разные люди. Совсем разные. Вежливые и хамы. Умные и не очень. Знакомые мужчины и малознакомые женщины. Он их ни в чём не убеждал, ни к чему не призывал. Просто с ним было всегда можно поговорить, он выслушивал и отвечал теоретически. А при следующей встрече обычно звучало: знаешь, а твоя теория оказалась правильная. И постепенно он привык к тому, что люди ему верят.
ГОСТЬЯ. А потом исполнилось ему тридцать три?
ЛАВРИН (подхватывает). И тогда он подумал: ведь каждый мне верит. Ведь они просто привыкли, что мои теории всегда верные. Так может, сказать им? Сказать, что карьера – это подлость. Что злоба – это смерть, а думать только о себе – это значит не думать совсем. Может, сказать женщине, чтобы она не предавала мужчину. А мужчине – чтобы он, если уж
