подчинённого.
А тот ожидал чего угодно – жалобы студентов, переноса лекции, увеличения нагрузки – но только не этого.
– Простите, я – кто?
– Сведения эти – из самого наинадёжнейшего источника. Но, конечно же, я вам не скажу, кто мне об этом сообщил. Итак, к какой секте вы принадлежите?
– Ни к какой.
– И у вас нет друзей-сектантов?
– Нет.
– А где вы были в последнее воскресенье августа?
– Не помню.
– А вы припомните, молодой человек. И посоветую вам там больше не появляться. Ведь, мы где с вами живём? На юге России. Вступайте в казачество, становитесь православным – это пожалуйста. В конце концов, как я, будьте атеистом. Вера – это мракобесие. А сектантство – это страшное мракобесие. И я не допущу сектанта к преподаванию! Говорят, вы совсем не пьёте?
– Нет.
– Ну, вот вы и признались. Почти. Это – уже подозрительно. Не пьют у нас только люди с больной печенью. А ещё – сектанты. А теперь – идите. И если я узнаю точно, что вы – сектант, то вы тотчас покинете стены нашего вуза!
Жорик вышел из кабинета в полном недоумении. Вот это было оно: то самое, о чём обычно предвещает пятая точка, о чем скребут на душе кошки… В общем, неприятности. Непонятные неприятности. Или, неприятные непонятности…
«Записаться, что ли, на самом деле в сектанты? Чтобы уж, если и били, то – за дело. А отчислить из вуза за веру права не имеют. У нас же, вроде бы, свобода вероисповедания? – подумал Жорик. – Или, всё же, нет? У нас всё так: то ли дождик, то ли снег, то ли серенький медведь… То ли рэйн, то ли сноу, то ли йес, то ли ноу… Казнить нельзя помиловать. Как угодно… к примеру, вашему декану. Бумажки – для отчётности, всё остальное – по понятиям».
Жорик не был атеистом, и вопросы веры его всегда интересовали. У него в школьные годы был друг – баптист, который потом уехал в другой город. А, учась в университете, он познакомился с однокурсником, адвентистом седьмого дня – и даже пару раз побывал у них на службе. Но, в целом, для того, чтобы исповедовать серьёзно какую-нибудь веру, у него просто не было времени. Он учился очень старательно и много читал.
Да, и ещё, как только вернулся по окончании вуза в этот город, он ходил на встречи буддистов. Но этот то ли клуб, то ли кружок при библиотеке почему-то вскоре распался.
Всё это было давно, и к последнему воскресенью августа не имело никакого отношения.
Сейчас у него было «окно» в одну пару, и Жорик пошёл в библиотеку, сел у окна, и с досады постарался припомнить тот пресловутый день…
Он бы его никогда не припомнил, не будь оно немного не таким, как другие воскресенья этого лета, когда он просто сидел и тупо писал диссертацию…
***
В свободное от института время он практически нигде не бывал; и не только из-за диссертации.
