бы пообедать с царем?
С Бушем, равным ему по действительному званию, коммодор мог и пошутить – особенно после того, как поставил на место других офицеров.
– Наверное, сэр, вам понадобится Браун?
– Да, наверное.
Обед у царя – большое событие для молодого офицера, о таком он сможет рассказывать до конца дней. Это способ поощрить за отличную службу. Быть может, некий будущий адмирал получит сегодня бесценный опыт.
– Я возьму Херста. – (Первый лейтенант не похож на будущего адмирала, но дисциплина требует, чтобы Хорнблауэр включил его.) – И юного Маунда, если вы просигналите, чтобы он прибыл на корабль. И одного мичмана. Кого вы посоветуете?
– Сомерс – самый толковый, сэр.
– Это который толстый? Очень хорошо, возьму его. Вы тоже приглашены, полковник?
– Да, сэр, – отвечал Уичвуд.
– Там надо быть к четырем. Сколько займет дорога?
Он взглянул на гусара, который не понял вопроса, и поискал глазами Брауна. Тот ушел с палубы. Возмутительно! Когда Хорнблауэр разгонял зевак, он, разумеется, не имел в виду переводчика. Очень в духе Брауна с его нарочитым смирением сделать вид, будто он понял коммодора буквально. Хорнблауэр сердито распорядился позвать его, однако с появлением Брауна легче не стало. Гусар в ответ на переведенный вопрос завел глаза к небу, пожал плечами и наконец изрек (Браун переводил), что дорога может занять два часа, а может – четыре. И впрямь, откуда сухопутному офицеру знать, сколько времени займет поездка в шлюпке.
– Черт, на обед к царю опаздывать нельзя, – сказал Хорнблауэр. – Отбываем через полчаса.
Точно в назначенное время он подошел к борту и увидел, что остальные уже ждут. Пухлые щеки Сомерса побагровели от туго затянутого галстука, по Херсту и Маунду было видно, как неловко им в парадных мундирах.
В соответствии с освященной временем традицией Сомерс, как самый младший, первым спустился в шлюпку. Браун шел вторым. Когда он поднял руку, чтобы схватиться за борт, тугой рукав потянул сюртук, а с ним и жилет. Что-то блеснуло за поясом, что-то черное. Это должна быть рукоять пистолета, засунутого под пояс панталон, там, где выпуклость будет наименее заметна. Браун, разумеется, был при шпаге; Хорнблауэр задумался, для чего ему еще и пистолет. Однако Маунд и Херст уже спускались, за ними – Уичвуд в алом мундире и меховом кивере. Следующим полагалось идти гусару, чтобы Хорнблауэр спустился в шлюпку последним, но русский с дурацкой вежливостью кланялся, пропуская коммодора вперед.
– После вас, сударь, – сказал Хорнблауэр.
Ему пришлось топнуть ногой, чтобы невежественный армейский офицер подчинился. Наконец он сам под свист боцманских дудок перелез через борт. Офицеры провожали его, вытянувшись во фрунт и приложив руку к полям шляпы. В носовой части полубаркаса была маленькая каюта, Хорнблауэр с Уичвудом и Херстом ушли туда, Маунд, уорент-офицеры и гусар скромно остались на корме. Рулевой выкрикнул что-то непонятное, матросы развернули люгерный парус, и шлюпка двинулась
