сэр, – небрежно пояснил Хорнблауэр, приглашая царя к трапу.
Александр был очень высок, дюйма на два выше Хорнблауэра; проходя под низкими палубными бимсами, он сгибался почти двое. Хорнблауэр провел его вперед по нижнему гондеку, где высота межпалубного пространства была всего пять футов и шесть дюймов, показал мичманскую каюту и уорент-офицерскую кают-компанию – все неприглядные детали флотского быта. Александр внимательно смотрел близорукими глазами. Хорнблауэр подозвал нескольких матросов, велел им повесить гамаки и лечь, чтобы Александр яснее усвоил, что такое двадцать два дюйма на человека, потом красочно описал, как в шторм сплошная масса людей – от одного конца палубы до другого – качается как одно целое. Ухмылки матросов, вешавших гамаки, убеждали царя не только в истинности услышанного, но в боевом задоре этих людей, так не похожем на забитую покорность темных крестьян, из которых состояла его армия.
Они заглянули в люк, посмотреть, как готовят бочки к заправке водой, и на них пахнуло вонью орлопдека: запахами тухлой воды, сыра, немытых человеческих тел.
– Вы ведь давно служите на флоте, коммодор? – спросил Александр.
– Девятнадцать лет, сэр.
– И сколько из них вы провели в море?
– Шестнадцать лет, сэр. Девять месяцев я был пленником в Испании, шесть месяцев – во Франции.
– Я слышал про ваш побег из Франции. Вы претерпели немало испытаний, чтобы вернуться к такой жизни.
Красивый лоб Александра наморщился; царь силился вообразить, как человек может провести в таких условиях шестнадцать лет, сохранив рассудок и здоровье.
– И как давно вы в теперешнем своем чине?
– Я стал коммодором меньше двух месяцев назад, сэр. Однако у меня девять лет капитанской выслуги.
– А до того?
– Я шесть лет был лейтенантом, четыре года мичманом.
– Четыре года? Вы четыре года жили в мичманской каюте вроде той, что мы сейчас видели?
– Не в столь просторной, сэр. Я служил на фрегате под началом сэра Эдварда Пэлью. На фрегате места куда меньше, нежели на линейном корабле.
Хорнблауэр, пристально наблюдавший за Александром, видел, что сумел произвести впечатление, и мог примерно угадать его мысли. Царя поразили не тяжелые условия жизни на корабле – если он хоть что-нибудь знает про свой народ, то догадывается, что значительная часть его подданных живет куда хуже, – а то, что в таких условиях вырастают способные офицеры.
– Полагаю, это необходимо, – вздохнул Александр, на мгновение приоткрывая ту чувствительную сторону своей натуры, которую давно расписывала молва.
К тому времени как они поднялись на палубу, водоналивная баржа уже подошла к борту. Английские матросы смешались с русскими, помогая им в работе. Сильные руки налегали на помпы, длинные змеи парусиновых шлангов пульсировали им в такт. На баке команда с песней тянула тросы, поднимая на борт вязанки дров.
– Благодаря
