классических созданий
Он народам подарил,
Философских изысканий –
Гегель им труды творил!
Любим мы литературу
Немцев, без обиняков,
За словесную культуру
И логический остов.
Стал немецкий поэтичным,
Философским и практичным.
* * *
Речь у немцев всех точнее
Преподносит суть команд,
Сплачивает строй прочнее,
Знают это в Фатерланд.
В то же время, их язык
Сохранил ряд древних звуков,
Скрытых где-то в кадыке,
Мозг у нас от них отвык,
Для которых даже «буков»
Нету в русском языке.
Их отрывистая речь
Нам приказ напоминает.
Ну, а наша может течь,
И мелодией играет.
* * *
Тут предвижу возраженья
Многочисленных особ.
Надо делать отступленье,
Объясняя прямо в лоб.
Наш язык красив и звучен
В исполнении тех людей,
Кто воспитан и обучен.
Но найдется лиходей,
Кто язык прекрасно знает,
А в общественных местах
Нравы нагло разрушает
Гадкой бранью на устах.
У него, простите, рот
Как источник нечистот.
* * *
Слово мерзкое слетает
Часто с губ ещё юнца:
Взрослым стать быстрей желает
Он за счёт того словца.
Ведь, известно, что скорее
Брань разносится от тех,
Кто считает, что храбрее
Он становится для всех:
«Пусть я выгляжу подростком,
Но поверьте, стал я взрослым!»
Смотрится такая смелость
Инфантильной, напускной,
Всем она давно приелась,
И годится лишь «в отстой».
* * *
Если б лишь юнцы грубили,
Это было б пол беды,
Мы б их этике учили,
Мы б читали им труды
Аристотеля, Платона,
Добиваясь смены тона.
Так, ведь нет! Сейчас богема,
Представляя высший слой,
Превращает брань в систему
Их общения меж собой.
Это странное влечение
Обернулось, как всегда,
В способ самоупрощения,
Не взыщите, господа!
* * *
Что-то я отвлекся снова;
Возвратимся в дом Мальцова.
* * *
Фридрих был доволен тем,
Что в Берлине нет уж стен.
Изложил он свой рассказ,
Как с Восточного Берлина
