за городского. Почему судьба смеётся надо мной?» – задавала она себе вопрос и не находила ответа. Потеряла любимого, нажила врагов, рассорилась с матерью, спуталась с нелюбимым мужчиной.
У кого просить защиты? У Бога? Она никогда не верила, может, поэтому и наказана? Так ведь и другие не верят – и хоть бы что? Чем её грех тяжелее?
Она повернулась к иконе Николы Угодника, долго всматривалась в предрассветной темноте в его лик.
– Господи, если Ты есть, помоги мне.
Две женщины в то августовское утро просили защиты у Господа, надеяться им было больше не на кого.
Наступил сентябрь. На колхозных полях – аврал. Вставали по тёмному, ложились то ж. Пришла пора на подворьях копать картофель, основной продукт питания на селе. Мать и дочь почти не виделись. Татьяна рано уходила в поле, она отвечала за работу свекловодческого звена: вовремя убрать, отгрузить, почистить. Добравшись домой, мылась и падала на топчан. Её тошнило, она похудела, осунулась. «Залетела?» – с ужасом понимала она…
…Стояла тёплая сухая погода, и председатель дал день на уборку картофеля. С утра все от мала до велика вышли на огороды. На колхозных лошадках распахивали наделы, стаскивали ботву, убирали плетни, чтобы не мешали пахать, расчищали места для гуртов. Сегодня нужен задел, старики и дети доберут остальное.
Уборке особенно радовались дети: вечером они законно разожгут костры и будут печь картошку. Смотреть на огонь, подбрасывать сухую, моментально вспыхивающую ботву, разлетающуюся искорками в темноту сентябрьской ночи – это ли не мечта каждого мальчишки? Усаживались вокруг костра на опрокинутые ведра и нетерпеливо ждали, когда картошка дозреет в золе. Кто-нибудь из старших выкатывал палкой ароматные чёрные картошины, делил на всех. Самое тяжелое испытание – очистить. Перебрасывая с одной руки на другую, чтобы скорее остыло печёное лакомство, перемазавшись и едва сдерживая голодные спазмы, скоблили подгорелые бока, разламывали, отдавая половинку младшему брату или сестре, брали следующую. Пока чистили, младшие уже с нетерпением ждали ещё. Вкуснее печеной картошки ничего нет и придумать нельзя. Смех, шутки, треск сгорающей ботвы. Налопавшись вволю, с перемазанными сажей щеками, самые маленькие засыпали на коленях у бабушек и дедушек.
Фёдоровна и дочь объединились с соседями: дедом Гришкой, его сыном Мишкой и невесткой Нюсей. Убирали два огорода. Вспахав рядки, Мишка погнал скотину на колхозную конюшню. Остальные собирали картошку. Почти закончили, когда пришла Юрасиха:
– Бог в помощь, – устало бросила она. – Картошку не печёте? И мне картошки хочется. Моя саранча налетела – не досталось. Хоть у вас поем.
– Ладно, так и быть, – сжалилась Надя, понимая, на что рассчитывала Нюра. – Трошки выпьем, картошку обмоем. Крупная ноне уродилась, добрая. Тань, разведи костёр да принеси четвёрочку горькой, хлебца да соли. А мы доберём, а то темнеет. Помогай, Нюра.
Ссыпали в бурт картошку, укрыли на случай дождя.
Сели на перевёрнутые вёдра, Таня выкатила несколько картофелин
