без году неделя, и нет мне заботы до того, где и с кем она коротает ночи…
На рассвете в дверь чердака загромыхали кулаки, и сквозь щели просочился зычный голосина Егора Петровича:
– Эй, консультант! Дрыхнешь? Вставай, клопа тебе в онучи!
Я поднял голову от шинельной скатки, но не сразу пришел в себя после сонной одури.
– Что… уже девять? Я проспал?
– Нет… У нас чэпэ. Вылазь, расскажу… гхы, гхы!
Я по-армейски шустро засупонился и спустился во двор, где обнаружил вместе с Кудряшом долговязого милиционера с румяной физией и растрепанной шевелюрой.
– Птаха, – представил его Егор Петрович. – Получил сегодня сранья донесение от трудового крестьянства. Сейчас изложит.
Надзиратель отреагировал судорожным кивком и завел испорченную пластинку:
– Н-н-н-на к-к-к-лад-д-д-д-б-б-б…
Егор Петрович прервал досадливо:
– Да не мычи ты, клопа тебе в онучи. Давай как заведено.
Птаха выудил из кармана галифе белую грифельную досочку и угольным карандашиком начал что-то на ней писать.
– Контуженый, – сочувственно прокомментировал Егор Петрович. – Снарядом шарахнуло, мало в посмертные списки героев не угодил… гхы, гхы… Ничего, оклемался, только заикой стал.
Участковый повернул дощечку так, чтобы мы могли прочесть написанное.
«На кладбисче магилу разрыли, украли пакойника», – разобрал я куропись, знакомую по вчерашнему докладу.
– Что за могила? Поподробнее можно?
Птаха замахал крыльями… пардон, руками. Разразился клекотом:
– Т-т-т-там м-м-м-от-т-т-т…
– Он все на месте покажет, – перевел Егор Петрович. – У него мотоциклет есть, живо домчим.
Техническая оснащенность усть-кишертской милиции меня подивила. Я рассчитывал на телегу с клячей, а тут нате вам – британский «Блэкберн» с рессорной рамой, трехступенчатой коробкой передач и слегка разболтанной, но сохранившей свою целостность коляской. А впрочем, есть же у них автомобиль – тот, на котором меня вчера с ветерком прокатили от станции. Почему бы не быть и мотоциклу?
– Откуда богатство?
– У Колчака отбили. Птаха – не смотри, что увечный. У него руки откуда надо растут, клопа ему в онучи. Подлатал, подшлифовал… Бегает машинка! Гхы, гхы…
Взгромоздились мы все втроем на механическую конягу, Птаха нацепил очки-консервы, ударил по газам, и колеса с пневматическими шинами пошли наматывать деревенскую грязь. «Блэкберн» за считаные секунды разогнался верст до тридцати в час. Мог бы бежать и быстрее, но сметливый надзиратель не увеличивал скорость – учитывал рельеф местности. Мне досталось заднее сиденье, и я подскакивал на нем, будто участвовал в техасском родео. Егору Петровичу, сидевшему в коляске, приходилось не легче – на каждой колдобине
