Значит, она используется не в хозяйственных, а в культовых целях. А во-вторых… как, кстати, ваше имя-отчество?
– Егор Петрович.
– А во-вторых, Егор Петрович, вы мне сорвали ценнейший научный эксперимент. У вогулов, как у многих самобытных народностей, есть ряд церемониалов, которые человеку иного культурного склада кажутся эксцентричными, даже дикими. Моя задача – собрать как можно больше примеров, систематизировать их, классифицировать и дать им логическое толкование. О! В частности, у этих замечательных аборигенов существует красивый обычай – призывание милости высшего божества Нуми-Торума. Мне разрешили не только посмотреть на это действо, но и поучаствовать в нем. А вы все испортили!
И понес, и понес, да с присвистом, на нерве. Особенно меня это его «О!» бесило – он его куда ни попадя совал. А голосок писклявый – как у ребенка. Понятно, что такого клоуна в преподаватели не поставят – студиозусы его переорут и шапками закидают. Ему только по экспедициям и шастать. Но с другого боку посмотреть – не робкого десятка парнишка. Из города уехал, к лесному народцу прибился – и все ради науки!
– Ты где живешь-то, клопа тебе в онучи?
Он опять затараторил. И ежели ему верить, то прям Миклухо-Маклай получается. Месяца четыре тому назад, еще по зимнему времени, внедрился к вогулам. Язык ихний он в университете выучил, шпарил, как на родном (в этом мы скоро убедились). А еще покорил их тем, что всех божков вогульских знал наперечет и легенду о сотворении мира гагарой пересказывал, как «Отче наш». То есть по первости они его малость чурались, но потом почти за побратима приняли. Он пять тетрадок извел: записывал их сказки, песни, прибаутки, словом, всяко-разный фольклор. А что еще этнографу надо? Хуже обстояло с обрядами – это справа деликатная, к ней абы кого не подпускают. Но он и тут исхитрился – прошел что-то вроде экзамена: чашу медвежьей желчи выпил, сырым опенком зажевал, голышом на муравейнике посидел – короче, стал своим в доску. И удостоился чести быть допущенным к церемонии ублажения наивысших сил.
Церемония был двухфазная. Первым пунктом вогулы прах своего сородича Кушты под священный камень перенесли. Это им вроде как с небес посоветовали, ибо негоже вожаку, который для них уже былинным героем стал, как для нас Илья Муромец или Добрыня Никитич, на мирском кладбище лежать. Пускай он и крещеный, и от родни отколовшийся – прежних-то его заслуг это не умаляет. Строго говоря, они его косточки для того и перезахоронили, чтобы мятежную Куштину душу в лоно отеческой веры возвернуть.
Но шут с ним, с Куштой, клопа ему в онучи. Второй пункт программы куда как забавнее был. В старину вогулы Нуми-Торуму человеческие жертвы приносили, это было в порядке вещей и никем не осуждалось. Наоборот, поощрялось. Но с тех дней много воды утекло, народцы уральские и сибирские кровожадность поубавили, добрее стали или, как в книжках выражаются, гуманнее. Отказались от смертоубийств и заменили их лицедейством – чтобы все, как раньше, происходило, но без душегубства. Ладят они куклу из кошмы и лоскутьев, а вовнутрь человека сажают – это
