прыснули кто куда.
– Стоять! – мамонтом вострубил Егор Петрович. – Уголовный розыск!
Кто б его послушал! Вогулы, за исключением раненого, всосались в ельник – только мы их и видели. Птаха рванул за ними, стреляя наобум Лазаря, а мы с субинспектором подбежали к мученику, что на наших глазах лишился самого ценного.
Однако нас отвлек задетый пулей вогул. Он повалился наземь и катался с боку на бок, зажимая кровоточащую рану. Егор Петрович вздернул его за шиворот, рыкнул мне:
– Нам теперь этого субчика для суда сберечь надо, клопа ему в онучи! Через него и на сообщников выйдем. Они у нас ответят… гхы, гхы!
Я дал вогулу подзатыльник и, невзирая на скулеж и сопротивление, оторвал рукав его замурзанной рубахи, сделанной из растительного волокна. Ранение оказалось пустячным – свинец пробороздил мякоть, кость не задета. Если унять кровь, то через неделю-другую все заживет. Я разодрал оторванный рукав на полосы, скрутил из них жгут, перетянул вогулу руку пониже локтя. Он уже не скулил, таращился на меня выпученными глазищами. Не вязалось у него в мозгах, почему тот, кто только что в него стрелял, теперь оказывает ему первую помощь.
Но и у меня ум зашел за разум, когда я услышал рядом тоненькое повизгивание. Такие звуки не могли издавать ни Егор Петрович, ни Птаха, а соплеменников моего пациента уже и след простыл. Я глянул вниз и обмер. Обезглавленный пленник дрыгал ногами, силясь выпутаться из своей упаковки. Это бы, положим, не вогнало меня в оторопь – известно же, что петух с отрубленной башкой даже бегать способен, – но из недр ковра, или что оно там было, доносился тот самый визг, который оторвал меня от медицинской процедуры.
Миг спустя из визга вылупились слова:
– Выпустите! О! Дышать нечем!
Как можно было дышать и тем более говорить, не имея ни носа, ни рта?.. Мне стало не по себе, я забыл и про вогула, и про перевязку, метнулся к своему старшему напарнику.
– Что это, Егор Петрович?
Субинспектор, разом спавший с лица, вытер с плеши испарину и коротко бросил мне:
– А ну-ка… размотаем его!
Мы раскатали ворсистую оболочку, и из нее вывалился совершенно целый человечек, ростом ниже среднего, в очочках, с прилипшими к потным щекам соринками. Он был одет в мятую цветную сорочку, потертый пиджак и парусиновые штаны, без заплат, но с бахромой и пятнами от дорожной грязи – свидетельство того, что их хозяин исходил немало верст.
Увидев нас, он приподнялся, набрал полную грудь воздуху, но вместо благодарности выдохнул:
– Что вы наделали?! О! Кто вас просил?..
Глава II
где повествование продолжает субинспектор первого разряда Егор Кудряш
Не, ну вы серьезно? Какой из меня писатель, клопа вам в онучи! Курам на смех…
Ладно, перескажу как сумею. Только уговор: не плеваться и рыло не воротить.
Признаюсь
