к косяку. А Хадиса-инэй всё ругала своих внуков:
– Впредь, когда меня не будет дома, только попробуйте трогать что-нибудь! Видите вот это? – Она трясла веткой вербы над головами напуганных до смерти детей. – Вам ещё не так попадёт!
Ребятишки стали выть ещё громче.
От их взвизгивания Мидхат вздрогнул, опустив голову, и повернулся к дверям.
– Дитя моё, постой-ка, я должна дать тебе чего-нибудь поесть, – держа в руках тарелочку с катыком, Хадиса-инэй направилась к нему. – Наверняка давно не пробовали катыка. Кто ест коровье, белое, тот будет здоровым.
Мидхат не знал, брать ему или не брать. Он ясно понимал, что эта еда – доля вот этих малышей. но как только представил измученный вид Мутахара, его руки сами собой потянулись к тарелке. Вытерев слёзы рукавом и посмотрев на ласковое лицо бабушки, едва слышно промолвил:
– Большое спасибо, баба Хадиса.
Схватил тарелку и убежал восвояси.
Как только он вошёл в дом. Мутахар тут же подбежал к нему.
– Мидхат-агай, а картошка уже испеклась, да?
– Ой, братик… Галиюшка и остальные дети нечаянно съели нашу картошку. Ты не говори об этом маме, ладно? А Хадиса-инэй нам катык дала.
Мутахар то ли слышал, то ли не слышал, что говорил брат, – он уже пил второпях этот напиток. Глядя на него и сглотнув слюну, Мидхат думал: «Неужели не оставит мне?»
Нет ничего тяжелее, наверное, чем быть голодным и смотреть на того, кто ест. Мидхат мучился. «Ладно, я потерплю. Скоро придёт мама», – успокаивал он сам себя. А Мутахар не только не оставил катыка, но и слизнул остатки с пальчиков, водя ими по донышку и краю посуды.
Как всегда, Магикамал-апай вернулась с работы поздно вечером. Только стала она дверь открывать, как Мутахар кинулся ей навстречу с криком:
– Мама, мы не ели картошку, правда!
Мидхат прикусил губу до крови: вот и верь этому Мутахару, а ведь клялся, что ничего не скажет.
– Не ели, брат, скажи, да ведь?! Мы, мы. – тут он вспомнил, о чём они днём с братом договаривались, и тут же умолк.
Магикамал-апай, удивлённо посмотрев на детей, подошла к кровати, нагнулась и стала считать картофелины.
– Где две штуки?..
Мидхат не нашёлся, что сказать, а Мутахар ходил вокруг мамы и мямлил:
– Мы, мы. мы их. мама, а отец скоро привезёт нам хлеба и картошки, да ведь?
Женщина, глядя то на маленького, что-то бормотавшего, то на растерянного старшего, который стоял, уткнувшись глазами в пол, не нашлась что и сказать.
Мидхат медленно приблизился к матери и сказал:
– Мы б даже не взяли без спросу, мама. мы б даже не тронули. – голос у него дрожал.
Мать положила на его хрупкие плечи руки, шершавые от тяжёлой работы.
– Знаю, не тронули бы, сынок. Ох, эта проклятая война!..
Посреди этой неловкой, безрадостной тишины прозвучал громкий голос Мутахара:
– Мама, а я победю войну!
…Вновь
