пересекающие друг друга и вновь расходящиеся. Впрочем, квадратами их можно было назвать весьма условно: у большей части стороны имели разную длину, а углы то и дело раскрывались или сужались. Иными словами, помимо собственно квадратов, здесь мелькали всевозможные разновидности трапеций, ромбов и параллелограммов. Вариации были столь разнообразны, что едва ли удалось бы встретить две одинаковые плитки.
В результате, прогуливаясь по улицам, Себастьян не мог на глаз достоверно определить расстояние: мостовые коверкали пространство, скрадывая или расширяя его, и создавали множество зрительных иллюзий вроде поворотов, спусков или подъемов, которых на самом деле не было. Поэтому действительно хорошо ориентироваться здесь удавалось только коренным жителям, гости же рисковали часами блуждать по лабиринтам.
Наконец, после длительной прогулки, ювелир оказался на месте.
Убедившись, что за ним точно никто не следит, постучал в дверь коротким условным стуком. Открыли почти сразу, может, с полуминутной заминкой. Себастьян молча вошел, с удовлетворением отмечая приятную прохладу «Белой ночи» после влажной духоты улицы.
Несмотря на яркий весенний день, внутри царил полумрак. Заведение не открывалось до наступления вечера – ставни плотно затворены, окна занавешены тяжелыми шторами. Это была просторная, хорошо обставленная таверна с неплохими поварами, но основную статью дохода составляли проводимые в «Белой ночи» чемпионаты по азартным играм.
Это был самый крупный и самый знаменитый притон в Ледуме.
– Опаздываешь, Серафим.
За единственным разобранным столом, накрытым белоснежной накрахмаленной скатертью, сидела миниатюрная женщина средних лет. Ее легко можно было принять за юношу: этому впечатлению способствовали и подтянутая стройная фигурка, и мужской костюм милитари невыразительного цвета, и короткий жесткий ершик волос. Странно даже, обычно голова этой женщины была и вовсе обрита наголо: с некой извращенной гордостью она демонстрировала окружающим изящную форму черепа. На лице – ни малейших следов косметики, на носу – декоративные очки-гогглы с красными стеклами, за ними – цепкие бесстрастные глаза. Само лицо едва ли можно было назвать красивым, скорее харизматичным. Однако все перечисленные обстоятельства нисколько не мешали ей, когда требуется, надевать нужный парик, наносить правильный макияж и сводить с ума мужчин.
Впрочем, не только их.
– И я рад видеть тебя, Маршал, – сдержанно улыбнулся Себастьян, присаживаясь на свободный стул. – Давненько не виделись.
Одиноко стоящая на столе бутыль охлажденной граппы была пуста почти наполовину, в хрустальной пепельнице скорбно дымились останки двух папирос. Хм… «пуста почти наполовину». Нет, он вовсе не пессимист, как можно подумать, если рассматривать с этой точки зрения. Просто початая бутыль говорит о том, что Маршал определенно не скучала, ожидая
