на речной изгиб, петлёй захвативший месиво латаных крыш, теснившееся внизу.
– Вон та длинная крыша, что вдоль реки, то монастырь Бригидки, а справа от него – монастырь Шариток. А прямо, – Мирек подлез с другой стороны и немного потеснил Сашку, – вон тот дом впритык к костёлу, монастырь иезуитов, видишь?
Теперь и Сашка выделил из общей сумятицы контур ещё одного крепостного обвода, чётко очерченный монастырскими крышами и замкнутый старой стеной с обгоревшей башней.
– Так, значит, то башня уже Нижнего замка? – Сашка показал на косо торчавшие, почерневшие от огня стропила.
– Ну да, башня Гнездецкого.
– Это чего имя у неё, что ли, своё?
– Конечно. У каждой есть имя, – Мирек даже удивился Сашкиному неведению. – Вот это Воротная, возле рва Владычья, над рекой Княжеская, а прямо Въездная была, только её разобрали.
– Вот здорово, – Сашка восхищённо покачал головой. – Слушай, а почему башня Гнездецкого сгорела?
– Так, когда бомбили, туда тоже попало. Правда, там только крыша сгорела, а чтоб покрыть заново, это знаешь, сколько труда надо, – покачал головой Мирек.
– А вообще-то немного сгорело… – словно отвечая на какие-то свои мысли, раздумчиво протянул Сашка.
– Тебе мало? – Мирек соскочил с подоконника и сердито потащил Сашку к другому окну. – Ты вот сюда посмотри!
Только отсюда, с высоты сорокаметровой башни, Сашка понял, почему город казался ему то маленьким, то большим. Новая застройка, отделённая от замка болотистой поймой, двумя параллельными улочками пересекала соседний холм, а от неё, обстроенное со всех сторон маленькими домиками, уходило то самое Киевское шоссе.
– Вон оно Згарисько, – Мирек показал на странно пустующую плоскую вершину холма, – там всё сгорело.
– Постой, постой, – догадался Сашка, – так то ж тот перекрёсток, что возле сквера! Мне отец говорил, там главная магистраль.
– Точно, магистраль. – Мирек сморщился, как от зубной боли, и отвернулся. – Там три дня сплошной пожар был. Кто уцелел, на Вульку уходили, а мы и не пробовали, на Яровице сидели. Это там, за вокзалом. Мама у меня врач, так мы прямо в больнице и были. Вроде и бомбили меньше, а всё равно стенки, как живые, тряслись.
– Это да, – согласился Сашка, – бомбёжка, она бомбёжка и есть…
Он некоторое время сосредоточенно рассматривал городскую панораму, а потом повернулся к Ярке, всё это время ковырявшемуся возле разваленного камина.
– Слышь, Ярко, а ты что, по другую сторону Згарись-ка, на Вульке был?
Ярко сердито зыркнул глазами и, не отвечая, полез вниз к выходу.
– Чего это он? – Сашка недоумевающе посмотрел на Мирека.
– Чего, чего… Отец у него в рабочей милиции был. Милиционеры с Вульки в огонь пошли, чтоб войска пропустить, считай, все там и остались.
– А я разве знал? – Сашка развёл руками. – А ты
