и посмотрел на нее, немного приподнимаясь на локтях, – сон, достойный лучшей студии Голливуда. Правда, он приснился не полностью, я почти уверен, что будет продолжение.
– Так расскажите! Все равно, – она кивнула в сторону окна, – уже вечер, стало быть, самое время для подобных историй. Думаю, я заварю вам чаю с малиной, ведь предстоит вторая ночь после ожога, а к ней надо подойти во всеоружии.
– А малина – это оружие?
– О да. К тому же – самое свежее, я всего лишь день назад варенье сварила, поверьте, вкуснее него вы еще не пробовали.
– Тогда с удовольствием! Я почему-то уверен, что и чай, и варенье мне очень понравятся, – сказал я, окончательно приходя в себя. – Извините, конечно, что я ничего вам не принес.
– Все нормально. У меня и так весь погреб вареньем забит, да и печенье есть. Гости тут редкость, – раздалось с кухни между бряцанием чайной крышки и стуком чашек о блюдце.
Я опустил глаза на грудь, после чего аккуратно провел по ней рукой. Затем посмотрел на руки. Они все были покрыты какой-то мазью, смутно пахнущей то ли можжевельником, то ли чем-то наподобие, но вот чем, я так и не разобрал. Но самое удивительное было не в этом. Те участки руки, которые были сильнее всего обожжены, заметно выздоравливали, хотя, насколько мне не изменяла память, столь сильные ожоги и вовсе не поддавались лечению.
Когда Людмила вернулась, то очень быстро накрыла стол, поставив туда вазочку безгранично завораживающего своей ароматностью варенья, вокруг которого разместились две фарфоровые чашки и горстка маленького домашнего печенья.
– Вот и все. Теперь сон.
Я улыбнулся. И, следя за ней, снова потрогал руки. Все же один вопрос мне никак не давал покоя.
– Скажите, а ваша мазь и вправду лечит, или эти ожоги были небольшими? – спросил я, видя, как столь спонтанно возникшее благодушное настроение медленно исчезает из ее глаз.
– Небольшие, – тихо вздохнула Людмила и как-то даже осунулась. – Я думаю, нам стоит отложить чаепитие, вам и вправду куда важнее сейчас отдохнуть, а чай мы попьем как-нибудь в другой раз.
Наблюдая, как она убирает свою чашку, я вдруг вспомнил, что всю жизнь у меня была одна-единственная проблема: при общении с людьми, в частности, с женщинами, я не знал точно, где надо разграничивать свой профессиональный и житейский интерес.
***
Проснувшись утром, я почувствовал себя заметно лучше, а температура и жар попросту исчезли. Ослепительное солнце, словно подсматривающее из-за стекла, тоже норовило вытащить меня из кровати, позволив прожить еще один прекрасный летний день.
Я попробовал встать, получалось немного тяжело, но вполне сносно. Более того, кожа на руках также перестала болеть, даже зуда не было. Я посмотрел на часы – около девяти утра, если быстро собраться и прийти на пристань к Вадиму, то на поляне я буду самое позднее к одиннадцати.
Я быстро нашел сумку, затем так же быстро покидал туда вещи. Сейчас самое главное – не попасться на глаза Людмиле, так как она наверняка снова
