за квартиру уплачено на два месяца вперед, есть время.
Пятое. В принципе я даже могу отправиться в Финляндию. Денег теперь хватит, даже не учитывая золото, а как переправлять золото, я пока не знаю. Но опять – не хочется. Ну не финн я.
Далее о вещах. Если первый пункт из списка имущества, стол, оказался с таким сюрпризом, нужно внимательно осмотреть и другие вещи, причем делать это следует основательно, без спешки. И осмотреть само имение. Возможно, оно куда более ценное, чем я поначалу представил. Ведь и о письменном столе я думал, как о громоздкой вещи, не более, а оно как вышло…
А как оно вышло? Стол и сундук – это своего рода вариант камня на распутье. Хочешь – бери деньги, возвращайся в Чернозёмск и продолжай жить, как жил, с поправкой на миллионы. При умеренной рачительности, их хватит на то, чтобы и университет завершить, и устроить скромное счастье. Но можно и остаться здесь, перед книгой с белыми листами. Писать свою судьбу. Наверняка подстерегают опасности, недаром же рядом с книгой револьвер, а там как напишется, так и будет.
Я задремал. Тут и недосып, и обед, а больше всего – покой. Тишина. На много вёрст кругом никого, кроме слуг, которых, как и положено господам, я отдельно от себя не считал.
Но проснулся по армейской привычке за минуту до назначенного срока, и встретил Войковича сидя.
– Изволите брать ванну? – спросил он.
– Изволю брать душ, – ответил я, памятуя о засушливости мест.
То, что смены белья я не захватил, помехой не оказалось. Дядюшка обо всем позаботился. Бельё, одежда разная – прогулочная, представительская, тренировочная, охотничья, туфли, берцы, кроссовки, кеды, перчатки, кепи, шляпы. Длиннополое пальто. Дублёнка. Шуба лисьего меха. Парка на гагачьем пуху. Целый чулан одежды. Гардероб.
– Всё по вашей фигуры подбиралось, у Анны Егоровны глаз-алмаз. А если что – поправит вмиг.
Поправлять ничего не пришлось, фигура у меня стандартная. Или, как пристало говорить барину, классическая. По совету Войковича, который явно ностальгировал по восьмидесятым, я выбрал джинсовый прикид. Не застиранно-дырявый, по сегодняшней провинциальной моде, а будто с иголочки, наилучшего качества, в подобных костюмах знаменитые артисты или поэты советских времен выступали перед публикой на стадионах. Евтушенко или Высоцкий. Сам-то я тех выступлений не застал, конечно, я тогда даже не родился, но видел фотографии в старых журналах, которые читал за годы службы. По восемь раз каждый. Новых-то журналов не завозили, вот и читал, что было.
Освежённый и обновлённый, я поднялся в мезонин, надеясь позвонить в Чернозёмск, но телефон показывал одно деление, да и то непостоянно, явится и растворится.
– Обыкновенно мы звоним по спутниковому телефону, хотя, признаться, ваш дядюшка не жаловал ни телефоны, ни интернет, считая их игрушками Большого Брата, – сказал сопровождавший меня Войкович.
– Что ж, позвоним по спутниковому, – сказал я.
– Могу я спросить, по какому делу?
