и трубками, торчащими в разные стороны, последний раз, перед очередным испытанием, проверяли устройства и вычисления, которыми были исписаны две белые доски на правой от входа стене: одна доска содержала разнообразные чертежи сфер и невообразимых для понимания обычного человека фигур, на другой мелкими цифрами и символами были обозначены формулы и вычисления, здесь и стояли вряд около десяти человек, молча, каждый сам с собой, проверяя их правильность. Ещё столько же человек стояли у стола, не отрываясь смотрели на него. Райнер Шмиц, высокий и худой, так, что белый короткий халат смотрелся на нём нелепо, немец 52-ух лет, то и дело поправлял квадратные очки. Когда руки его наконец оставляли очки в покое, он, положив одну ладонь на стол, тянулся к прибору, на котором холодным металлом было выбито: «В-6», на нём он крутил в разные стороны небольшой вентиль, смотря в это время наверх, где располагался экран с цифрами, меняющимися в зависимости от кручения. В глаза его азартно пылал огонь, ведь если цифры сойдутся, относительно вычислений, можно будет приступить к эксперименту.
В лаборатории был и Валерий Михайлович Брюзгальский. Он не участвовал в эксперименте, в математическом отделе его роль, хотя он и был руководителем, заключалась в исправлении аппаратов после неудачных экспериментов. Находился он здесь, потому что не мог не наблюдать за работой коллег. Академик постоянно менял место просмотра, передвигался от стола к доске, не задерживаясь на одной позиции более минуты. На круглом лбу его скапливались капельки пота, он вытирал их рукавом заношенного пиджака.
– Может быть, всё же, – замешкался он, – через магнитометр-13 пробовать? – но ответа от Шмица не последовало, тот, стрельнув глазами в Брюзгальского, резко отвёл их в сторону, глубоко задумавшись.
– Я думал об этом, – довольно хорошо, с небольшим акцентом, заговорил он на русском языке, – впрочем, мы проводили работу с ним, но он чувствителен к магнитным полям, думаю, не выдержит.
– При испытании нового двигателя он хорошо помог, – подняв на высокого немца глаза, доказывал Брюзгальский
– Да, но тогда сила трения была невелика, сейчас же мы запускаем более мощный механизм, я боюсь, что…
– Но нужно же проверить все варианты, всё таки мы имеем дело с идеальным двигателем, – перебил Брюзгальский, пожалев об этом
– Я думаю, если, что будет ужасно, испытание провалиться, мы поработаем с вашим предложением, – твёрдо заключил Шмиц, продолжая подгонять числа.
Валерий Михайлович очень расстраивался, когда его предложения и идеи отвергались, но никогда не подавал вида. Вот и сейчас, когда Райнер Шмиц, который формально давно уже был главным в отделе, отказал ему, сердце его сжалось от обиды, и он, поджав пухлые губы, отошёл к доске. Пока Брюзгальский подавлял в себе горькое чувство, случилось то, чего вот уже несколько месяцев, после последнего эксперимента, ждали учёные.
– Готово! —вскричал Шмиц, отпрянув от стола метра на два.
