даст сбой. Но Землеров контролировал каждое движение, поэтому остановил руку и едва перебирая пальцами начал протягивать провод внутрь. Он, подключал прибор, чтобы тренироваться ночами, давая отдыхать организму всего 3—4 часа. Зато теперь точно знал, как ему действовать. Вот уже кончик провода находился в центре тоннеля, одно неловкое движение, и нужно будет проводить эксперимент заново. Проблема состояла в том, что проводок был мягким, и не было возможности зафиксировать его в одном положении. Так же невозможно было заранее протянуть провод, сначала должен был быть заряжен тоннель. Провод показался из противоположного отверстия, тогда Землеров остановил онемевшие пальцы и другой рукой аккуратно и медленно взялся за показавшийся кончик. Вытянув его, он глубоко, но тяжело вздохнул, предстояло ещё присоединить провод к устройству B-6. Протягивая с двух сторон проводок через тоннель, учёный достиг прибора, стоявшего в 20-ти сантиметрах от тоннеля. Он перевернул руку, державшую кончик провода и подсоединил его. Чтобы пошло напряжение, на противоположной стороне стола стоял сотрудник, который, после подсоединения, убедившись, что ничего не задето и провод подсоединён верно, подключал небольшой агрегат. Теперь Землеров отпустил левую руку, державшую кончик, всё было в порядке, по проводу пошёл ток, тоннель мягко затрещал, как и должно было быть. Можно было отпускать и правую руку, но Владимир Дмитриевич не мог решиться, так же, как и другие учёные не решались сказать ему ни одного слова, все ждали дальнейших действий Землерова. Он начал отпускать по одному пальцу. Теперь держал провод только двумя – большим и указательным. Но стоять вечно было невозможно, математик поднял указательный палец, оставив проводок лежать на большом и медленно стал убирать на себя руку. Он опустился на корточки и закрыл лицо руками, когда увидел, что провод, тянущийся от прибора B-4 к B-6, через тоннель, повис в воздухе. Реакции учёных не последовало, эксперимент ещё не был закончен. Теперь они ожидали подсчёта цифр на экране, всё должно было сойтись в единицу, от чего станет ясно, что установка сооружена верно, тогда дело будет за производственным цехом, где и будут собирать тот самый идеальный двигатель.
– Hat es wirklich geklappt? (Неужели получилось?), – прошептал Райнер Шмиц, выжидающе смотря на экран, сверкая огнём глаз, в которых появились слёзы.
Действительно, цифры, то и дело меняющиеся на экране, показали единицу. По щекам Шмица полились слёзы, он не устоял бы на ногах, если бы пожилой сотрудник с широкими усами, стоявший сзади, не подставил бы своё плечо.
– Господин Шмиц, что с вами? – испугался Григорий Иванович
– Всё хорошо, спасибо, – он обвёл глазами коллег, которые первую минуту стояли, не веря тому, что случилось, теперь же обнимались и жали друг другу руки, многие сдерживали слёзы.
По очереди они стали подходить к Райнеру Шмицу и восхищаясь его гению говорить слова благодарности. Когда все немного
