Кроме того, это значило, что я не нарушаю слово, данное мною пани Диамант. Или, во всяком случае, не нарушаю его слишком сильно.
Принесенного мной было недостаточно, я видела это по усиливавшейся худобе Макса. Но все же это было лучше, чем ничего.
Эмилька по-прежнему приходила спать ко мне в комнату, но по рабочим дням она часто допоздна задерживалась в фотоателье, проявляя пленки, и иногда прибегала домой за несколько минут до начала комендантского часа. Поэтому я удивилась, услышав в один из дней ее стук в дверь задолго до темноты. Открыла дверь, но за ней не было Эмильки. Это был Изя.
Не знаю, как он попал в дом. Я не стала спрашивать. И он ничего не сказал, даже не поздоровался. Только молча обнял меня. Он был как столб в ограждении гетто: такой же сухой, жесткий; и я так же легко притянула его к себе и закрыла за ним дверь.
Солнце село, и наступил вечер, но я долго не зажигала свет. Масляная лампа обходилась дешевле электрического освещения; отсветы ее пламени плясали в темноте. Я была счастлива. Так счастлива! Отодвинув волосы с моего лица, Изя покрывал мой лоб и щеки поцелуями.
– Ты знаешь, что я тебя люблю? – спросил он.
Я молча кивнула. Я это знала.
Все еще прижимая меня к себе, он повернулся на бок и подпер голову рукой.
– Я пришел сказать, что немцы увозят тысячу наших молодых мужчин в трудовой лагерь.
– Куда?
– Думаю, во Львов. Не знаю, по каким критериям они отбирали, но Макс попал в этот список.
У меня сжалось сердце. Люди исчезали во Львове. Совсем как их сестра.
– Работа на перегрузке угля очень тяжелая. Люди падают, не выпуская лопат из рук, Макс и так ослаблен из-за недоедания, а тем более для такой работы. Думаю, в лагере будет еще хуже.
Он переплел свои пальцы с моими, и его лицо исказила гримаса. Он закрыл глаза.
– Нам не выжить, Фуся.
Я нахмурилась.
– Конечно, мы выживем. Что-нибудь произойдет…
– Ты имеешь в виду, русские придут? Надолго ли нам это помогло в прошлый раз? Евреям не помогло.
Мне хотелось сказать, что Германия будет побеждена, война закончится и все станет как раньше. Но не было уверенности, что это правда.
Нет, я знала, что это не так. Даже тогда. Ничто и никогда уже не будет как прежде.
– Я хочу, чтобы ты знала, – сказал Изя, – я хочу выжить, хочу, чтобы это был я. И чтобы ты выжила. Хочу больше всего на свете. Не забудь этого.
Я не знала, почему он так сказал. Даже не задумалась об этом. Была ослеплена любовью. Я поняла это на следующий день, когда увидела Макса, шагавшего в колонне других мужчин в сторону угольного склада. Послала воздушный поцелуй охраннику, смотревшему в противоположную сторону, и поравнялась с шеренгой, стараясь идти с ней в ногу. У Макса был ужасный вид, под глазами лежали глубокие фиолетовые тени. Он сказал, что не едет в трудовой
