плечами.
– Шесть, может, семь недель назад.
Значит, в то время, когда я была занята заботой о Диамантах. Будь я здесь, то, быть может, смогла бы их предупредить. Рассказать, что представляют собой немцы. Спрятать их. Заставить убежать.
Я затолкала чувство вины поглубже в сердце, за возведенную мной плотину. Предамся раскаянию позже, когда смогу.
– Вы заботились о моей младшей сестре, – сказала я.
– О ком?
– О моей сестре Хелене.
Он прислонился к дверному косяку, чтобы не упасть.
– Этим занималась моя Элла. Теперь ее нет.
Я не поняла, кого он имел в виду: Хелену или свою жену.
– А ваша забота, значит, заключалась в том, чтобы избивать беззащитного ребенка, а потом и вовсе выгнать ее, чтобы она умерла от голода где-нибудь в лесу, не так ли, пан Зелинский?
Он поднял палец вверх.
– Твоя мамаша сказала, что будет платить, но я не получил от нее ни единого злотого. Нет денег – нет еды. А если девчонка не будет убираться, она мне тут не нужна.
Я глядела на его жидкие усики, мешки под глазами, жирное тело. От него воняло. Хотя у него была возможность помыться. Я спрятала Хелену у себя за спиной и шагнула ему навстречу.
– Господь вам за все отплатит, – прошипела я.
У него был немного испуганный вид.
– Я буду молиться, чтобы сюда пришли немцы и чтобы за каждый удар, который вы ей нанесли, они избивали вас дубинкой в десятикратном размере. И буду молиться, чтобы за каждый день, когда вы заставляли ее голодать, вы голодали десять дней, и чтобы у вас не было ни еды, ни особенно питья. Я буду молиться, чтобы все ваше тело покрылось язвами. Чтобы вас покусала бешеная собака. Чтобы у вас почернели зубы… чтобы у вас отсохли руки и ноги… – Я посмотрела вниз, и он проследил за моим взглядом. – И чтобы вы медленно сгнили изнутри от мерзкого самогона, который делаете у себя в сарае!
Пан Зелинский открыл рот и снова закрыл.
– И, пан Зелинский, между нами говоря, я уверена, что вы отлично знаете, на чьи молитвы ответит Господь, вы – несчастный schmuck[21].
Я подхватила Хелену, развернулась и зашагала прочь, с грохотом захлопнув за собой калитку. Услышала за спиной стук запираемой двери и звяканье опускаемого засова и почувствовала на губах мстительную улыбку. Хелена крепко обвила мою шею руками.
– У тебя в этом доме остались какие-нибудь туфли или одежда? – спросила я у нее шепотом.
– Нет. Они все продали.
– Отлично. – Меня бросило в жар от гнева.
– Ты меня им не отдашь? – спросила Хелена.
– Нет.
– Никогда-никогда?
– Никогда.
Она положила голову мне на плечо, ее ноги болтались возле моих коленей. А потом засмеялась.
Чем дальше мы уходили от дома Зелинских, тем меньше жалась ко мне Хелена. Спустя какое-то время она сползла с моих рук и пошла рядом. Еще немного, и она побежала вприпрыжку. А я, пройдя
Болван (
