веков, и это требование легло в основу Реформации, противопоставившей себя Ренессансу и одновременно опиравшейся на него.
В той мере, в какой барокко56 опиралось на католическую Контрреформацию, оно отчетливо противопоставило себя Ренессансу, постаравшись ограничить и богословский, и светский «гуманизм», вновь указав человеку на идеальное, пронизывающее мироздание, на тайну этого идеального, причудливо обнаруживающую свое присутствие в любой вещи, но не раскрывающую себя, на Божественное и вечное, явленное во временном. Пляшущей и веселящейся плоти был противопоставлен образ пляшущей смерти, Телеме – Логос, Книга, обнимающая мир, все его элементы, хаосу духовного разложения – строгость энциклопедии эмблем, каждая из которых должна была вновь и вновь обнаруживать связь Творца и Творения. Плотский мир Ренессанса был осмыслен как мир перевернутый, опрокинутый в игру инфернальных сил. Барочная драма, барочная мистерия сумели сделать внятной, выразительной, наглядной драматическую картину постоянного взаимодействия видимого и невидимого миров; одновременно с этим поэт, повелевающий словом, был каламбурно осмыслен как проекция Логоса.
В России, однако, барокко имело другой смысл: Россия не знала Ренессанса, и на русской почве барокко противостояло средневековью; неслучайно Симеон Полоцкий получил возможность утвердить барочную поэзию как новый тип придворного стиля в ситуации раскола русской церкви, и Аввакум увидел в нем проводника западных разрушительных идей, мобилизованных на борьбу с древним благочестием. С этого времени русская литература в полной мере входит в контекст истории западноевропейских литератур57.
Реставрация высокого средневекового идеализма, подлинного религиозного искусства, была уже невозможна: ренессансный гуманизм оставил неизгладимые следы на европейской культуре, а церковь, напомним, сама переживала все новые и новые испытания, так драматически выразившиеся в Реформации.
Классицизм, выросший рядом с барокко, оказался альтернативным и в то же время компромиссным стилем: барочной сложности и прихотливой пестроте он противопоставил строгость форм, барочной ориентации на христианское Средневековье – ориентацию на языческую Античность. Он не порвал с барокко, с языком эмблем, с христианством, но в своем культе совершенной формы он воплотил и сохранил память о Ренессансе, в культе идеальной государственности – имперскую идеологию Рима, в трагедии и эпической поэме – идею обреченной борьбы человека с судьбой, в ходе которой обретается величие или происходит метафизическая гибель, в оде – пиндарическую пышность; наконец, он сохранил и память о Средних веках, в дидактической поэзии желая исправлять нравы, а в духовной оде напоминать о поэзии псалмов.
Неполнота барочной реакции, двусмысленность классицизма, устремленного
См., в частности: Praz Mario. Studies in Seventeenth-Century Imagery: V. 1—2. London, 1939—1947 (revised ed., 1964– 1974); Wellek René. The concept of Baroque in Literary Scholarship // Wellek René. Concepts of Criticism. New Haven, 1963. P. 69—127; Hook Judith. The Baroque Age in England. London, 1976; Славянское барокко: Историко-культурные проблемы эпохи. М.,1979; Барокко в славянских культурах. М., 1982 (статьи Л. А. Софроновой, А. А. Морозова, А. Б. Шишкина); Maravall José Antonio. Culture of Baroque: Analysis of a Historical Structure. Minneapolis, 1986 (Theory and History of Literature: Vol. 25) (впервые на испанском языке: 1975); Arts and Humanities Through the Eras: The Age of the Baroque and Enlightenment: 1600—1800. Detroit; New York; San Francisco; San Diego; New Haven, Conn.; Waterville; London; Munich, 2004 (библиография: с. 529—539).
О русском барокко см., в частности: Барокко в России. М., 1926; Еремин. Литература древней Руси, М.; Л., 1966. С. 211—233; Панченко А. М. Русская культура в канун петровских реформ. Л., 1984; Сазонова Л. И. Поэзия русского барокко (вторая половина XVII – начало XVIII в.). М., 1991; Сазонова Л. И. Литературная культура России, Раннее Новое время. М.: Языки славянских культур, 2006: (Studia philologica); см. также: Simeon Polockij. Vertograd mnogocvĕtnyj / Ed. by Anthony Hippisley and Lydia I. Sazonova; Foreword by Dmitrij S. Lichačev. Vol. 1—3. Köln, Weimar, Wien: Böhlau Verlag, 1996—2000: (Bausteine zur Slavischen philologie und Kulturgeschichte. Reihe B: Editionen. Neue Folge / Hrsg. von K. Gutschmidt, H-B. Harder und H. Rothe. Bd. 10/ 1 – 3),
