видно – к запугиваниям человек подходит со всей серьёзностью. Не обижайся, но его мрачная увертюра фанатично–жестокой словесности ласкает мне слух неизнеженными виньетками!
– Психическое расстройство – красноречию не помеха, – проворчал я, внимательно наблюдая за ковылянием Касиуса. Его голубые глаза–угли, втягивающие неистовство через апокалиптическую вену, неотрывно буравили мне темя. Амулет Ураха трепыхался поверх разорванной ризы. Футы съедали расстояние, а пульс изнашивал моё сердце. Отнимающаяся нога и стресс лишили меня чародействотворения, и теперь баталия обещала стать занятной, но, по всей видимости, короткой. Хотя… Почему это я настраиваюсь на проигрыш? Ему не бывать! Опираясь на Лик Эбенового Ужаса как на клюку, я поднял Альдбриг на уровень пояса. Потанцуем! В сумерках лиходейской, испещрённой идолами каверны застонала секущаяся сталь. От того, что Касиус Млут, как и Грешем, – амбидекстер (в правой и левой руке клинком машет одинаково чётко и без помарок), моя оборона с первых же секунд подверглась суровому испытанию. Топоры ударились о меч и посох крест–накрест, прошли по касательной и, не расцепляясь, вывернули мне руки вверх. Вовремя сориентировавшись, почти интуитивно, я вернул запястья в прежнее положение, чтобы принять новый шквал ударов. Быстрые и едва уловимые секирные махи с мифической безошибочностью выискивали мои самые плохо прикрытые места. Металлический па–де–катр Касиуса всецело подчинил меня своему ритму, контратаковать не было никакой возможности. Постепенно, шаг за шагом, я отпячивался к балюстраде, окаймляющей мерзко хмыкающего тарантула. Когда я прижмусь спиной к сочащемуся влагой камню, великий инквизитор перетрёт меня в крупу. Ножные раны установили правила смертельного дебюта, однако Касиус, более травмированный, но несравненно лучший знаток арсенальных премудростей, выявил в этом своё преимущество. Синхронно сведя волшебные топоры с Альдбригом, он, отдавая бедро в жертву игольчатой оконечности Лика Эбенового Ужаса, выбил меч и, швырнув меня подсечкой наземь, прорезал лезвием мою грудину. Уже на холодной плите я, истекая кровью, столкнул середину посоха с оружием Касиуса. В отличии от Ночи Всех Усопших, разломившегося напополам под гнётом одного плешивого жреца в соборе Эльпота, Лик Эбенового Ужаса переносил столь негуманное отношение вполне покладисто. Великий инквизитор почувствовал, что победа близка и от этого, потеряв бдительность, продолжал давить. А зря. Молниеносно оторвав кисть от посоха, я, выхватил с ремня кинжал и, напрягая все мышцы руки, вонзил его Касиусу в живот.
– Лысая башка, получи исподтишка!
Великий инквизитор закачался, топоры со звоном опали, а голубые глаза недоумённо заплыли под веки.
– Нет… Ты… Меня… – отрывисто захрипел он наполняющимся краснотой ртом.
– Убил, – не менее ослабленно пролепетал я. – Прощай, длинноволоска…
Спустя минуту, обессиленно привалившись к рунической платформе, я не без удовольствия проследил весь процесс фантомного развоплощения. Распростёртый пузом к низу Касиус и лежащий поодаль от него Марципан, засеребрились десятками набухших пупырышек,
