.
Чёрная клякса осталась на холсте.
«Так не пойдёт».
Пришлось снимать лист, доставать другой, выставлять на подрамник.
Сбивало.
Мысли вязкие. Казалось, что творчество становится рутиной. И нет ничего хуже, чем белый лист.
«Вот как, – мысленно сопровождал мастер движения карандаша, – теперь сюда. Абрис1, поворот, главное сделать округлым. Давай… выше…
Дерьмо!»
Графит улетел в стену. На кровати сидел не художник, а мужчина лет сорока, уставший, зевающий и злой.
Борис Музин морщил остренький нос и думал о несправедливости мира, и за мыслью этой явились две глубокие морщины по обеим щекам. Руки его, будто для вида замаранные в акварели, трепетно открывали пачку сигарет. И пока он дымил в открытое окно, вокруг представала маленькая комната общежития с зелёными стенами.
На улице стояла летняя жара, какую ещё помнят по поэтичному 21 году 21 века; сигаретный дым не летел, клубясь вокруг.
«Опять коменда орать будет» – со зрелой грустью подумал Музин. А после погрузился в ясные живые воспоминания.
В прошлом своём Борис был известнейшим художником, чьё имя гремело в Москве началом двухтысячных годов. Слава досталась ему не случайно, а сквозь долгие и упорные попытки: удачи, отказы, бессонные ночи. И, вот, одна из картин попала на крупную выставку и в одночасье была наречена шедевром.
Ему тогда написали смс, а он не прочитал по дурацкому случаю. А когда позвонили снова, то не поверил, но голос сделал надменный. Отвечал только «да, да», и на следующий день за ним прислали машину с личным водителем, и отвезли прямо в центр на Маяковскую, в чудный ресторан. Там с двумя очаровательными дамами и пожилым рыжеватым секретарём его уже ждал некий Н., и, подписав контракт, картина к обеду была взята в пышную новейшую экспозицию. А не далее, как через час, дамы эти провели Музина на фуршет к всеобщим восторгам, похвалам да интервью с журналистами. Было даже телевидение, что выглядело тогда весьма солидно. И юный мастер вдруг почувствовал себя центром земли. Неким магнитом, тянущим внимание окружающих. И сколько тогда хвалили картину. И какую будущность обещали…
Вспышки камер. Икра на подносах. Знакомый холст на стене в окружении толпы.
Борис считал эту картину своей лучшей работой, но не сомневался, что в будущем найдутся у него и другие. Поэтому, когда её с молотка выдали олигарху за невероятно пошлую сумму, он сразу подсчитал, что произведи ещё парочку таких лучших работ, и о деньгах можно не думать.
Потом были ещё несколько полотен, которые, однако, не возымели особого успеха. Одно из них загнали по неплохой цене. Но мир искусства ничего здесь не получил. Критики дружно фыркнули. А Борис сам уже чувствовал за собой отягощение.
Слава, деньги, богемная жизнь, и всё то, о чём ни автор, ни читатель не имеют представления, вскружили голову юному художнику. В такой карусели он прожил несколько лет. И дошёл до того, что со всеми перессорился и стал будто прозрачный. Никто не хотел сотрудничать, а талант уж вовсе не показывался наружу. Кисти обросли пылью. Всякое желание пропало, как деньги с карты – в один момент.
После вдруг что-то вспыхнуло: старые искры должно быть тлели. Появилась страсть. Несколько недель Борис провёл в упорном воскрешении навыков. Но на диво всем любителям мелодрам – не вышло. Всё рождалось жеманным, диким или скупым. Тогда решил Музин, что это Москва давит на него мещанством и отправился в Питер. Дело не пошло и там.
Музину посоветовали обратиться к природе. Он вернулся в родной Краснодарский край – подальше от сует; купил домик рядом с пляжем да каждый день ходил к морю.
Ничего не помогало. Были хороши пару набросков, однако казались слишком сильными, и Борис, боясь их испортить, брался за другое, думая, что сперва набьет руку на пустяках. Больше к ним он не возвращался. До сих пор они лежат в чемоданчике под кроватью.
Так прошло ещё несколько лет. Денег уже почти не было. Бытность стала скромнее. И тогда зажглась новая надежда: вернуться в мир искусства. Восстановив старые связи, прослыть знатоком; может даже курировать выставки, помогать сделать имя молодым. Только всё это высилось на приезде в Москву. Ведь давно известно: каждый уехавший в столицу должен поиздержаться и отбыть назад, а после уже навсегда связать свои надежды с возвращением в неё.
Столица, как и подобает была равнодушна; грёзы растаяли с остатками денег. А старых связей хватило лишь на ставку преподавателя в подмосковном колледже и позорное устройство в общежитие. Ему тогда подумалось, что художник должен быть голодным, а значит, бедность на пользу.
Но нет. Старые связи замкнулись на Виталике Жучкине, с которым наш герой давным-давно учился в университете. Виталик был зубрила и отличник,
АБРИС, -а,м. (книжн.). Очертание предмета, контур. II прил. абрисный, -ая, -ое (словарь Ожегова)
