был мужик…
Гуськов только смеялся, глядя на мое унижение.
– Две тыщи марок, – сказал он, когда я затих. – По курсу – двадцать тысяч рублей. Я за такие деньги сто Лобовых завалю. Все, Вася, теперя я богатый.
– Лобова за деньги продал, ребят порезал, как дальше жить будешь? Иуда! Будь ты проклят!
Гуськов до войны работал электромонтером, он и в лесу не расставался с «когтями» для лазания по столбам, носил их принайтовленными к рюкзаку. В народе частушка была про таких горе-монтеров: «С когтями, а не птица, летит и матерится». Так вот, он этим своим когтем вдруг как зацепит меня за горло, а вторым – за рот и щеку.
– Вот так дерну и порву тя на хрен, понял!
От мороза стальной коготь примерз к моему языку. Я не испугался, вырвал его из своего рта.
– Не взнуздал! – и харкнул в него кровью.
Я тогда Гришку настоящего увидел, раньше-то он скрывал свою подлую натуру, а тут, не знаю, как описать, взгляд у него стал, как у пса на цепи, вот который хрипит от ярости, а укусить не может, зрачки стали алыми на всю их огромную глубину, будто горел там огонь геенны. Понял я, что жизнь моя повисла на волоске. Но я не боялся тогда смерти, смерть в лесу – это избавление от мук. Пускай, думаю, убьет он меня, хоть отдохну на том свете.
Но Гришка превозмог свою злобу. Жадность, видно, взяла в нем верх.
– Знаешь, – говорит, – сколько за твою башку немцы награды дают?
– Я кто такой, чтоб за меня награду давали?
– Ты оберста завалил, чемодан Гитлера спер, ты теперя для них преступник номер один в Крыму. Личный враг хфюрера! Гордись, Вася, ты важишь почище Лобова, пять тысяч марок!
– Так ты за моей головой пришел?
Он присел и зашептал, чтобы не слышали его напарники по лютым делам.
– Я корешей не продаю. Лобов никакой мне не друг был. А с тобой мы воевали, делились последним… Нет, Вася, не за твоей головой я пришел.
– А за чем?
Гуськов так и впился мне в лицо.
– За чемоданом оберста. – И вкрадчиво. – Скажи, куда ты его дел?
– Что ты как Чистяков, заладил: «Куда дел, куда дел…» Я же говорил – выбросил.
– Где?
– Не помню…. Просто бросил в снегу.
– Просто – срать с моста, товарищ Жуков. Зная тебя, ты б никогда не выбросил бы трофей. Ты же охотник заядлый. А ну, говори, где спрятал чемодан!
Я отвернулся, подставив шею. Пусть, думаю, перервет мне жилы своими когтями. Он звякнул ими, пристегивая обратно к рюкзаку.
– Награда за чемодан объявлена – поболе, чем за твою голову. Пятьдесят тысяч марок, во как! – и замер, ожидая моей реакции.
Сумма была непомерной по тем временам. Что ж там лежит такое исключительное в том проклятом чемодане? Золото? Или что-то поважнее? Эта тайна меня съедала всю жизнь, я бы многое отдал, чтоб ее узнать, а Гуськов и говорит.
– Пойдем
