в обмен на тебя”. Мне вот интересно было: а зачем тогда работников офиса убивать? Демонстрация силы? Или…
Или прикрытие. В конце концов… у Майка было разрешение на хранение оружия. И хранилось оно в сейфе прямо в его офисе. И сейф тот был открыт уже с час как. И руки его уже были в крови девушки, лежащей у его стола. А дальше…
– Ясно. Выставят все так, словно я съехал крышей и пострелял всех в офисе.
Ароматы жасмина и лаванды приятно щекотали нос. Майк снова хихикнул, устремив взгляд к потолку. Он не думал ни о чем. Почти ни о чем. В минуту страха и мучения он задумался лишь о том, насколько же многогранна судьба человека, который обманывал судьбу так долго, что сам в итоге оказался на её месте…
Тело обмякло всего спустя пару минут после того, как красивый флакончик лёг обратно в папку, прикрыв собой фотографию с улыбчивым мальчиком, смотрящим прямо в объектив невидимой камеры. В папке же остались и выписки из больничной карты, и фотографии двух тел на операционном столе. Там же осталась фотография могильной плиты, на которой ровным почерком было выведено: “Майк Сашанэ, любимый муж и отец”.
Энтони Давич
Энтони любовно поглаживал фотографию, стоящую над камином. Поглаживал именно так, как это делают все старики с богатым прошлым и размеренным настоящим – медленно, спокойно, сверху вниз. С фотографии на старика глядела девушка лет двадцати шести. Каштановые волосы аккуратно собраны в пучок, зеленые глаза из-под очков с любопытством разглядывают невидимого фотографа. На шее – красивое опаловое ожерелье с тонкой серебряной цепочкой. Девушка лучезарно улыбается.
– Эх…
Энтони вздохнул. Глубоко, хрипловато. Затем потянулся к одному из многочисленных карманов его просторной утеплённой жилетки. Оттуда он выудил носовой платок. И обильно высморкался в него. После, осмотрев содержимое, извлеченное из носовых отверстий, он недовольно скривился и сунул платок обратно в карман. Он улыбался. Он смотрел на свою дочь и улыбался. Приятные воспоминания нахлынули на него с головой. Парк, сахарная вата… веселые бегающие глазки цвета изумруда. Эх…
Энтони вернул фотографию на место. И перешел к следующей. На ней была уже другая девушка. Да, те же каштановые волосы, те же любопытные глаза. Однако на этот раз ей было на вид лет 18, и выглядела она куда как более… как бы это сказать… наивно. Да, она выглядела наивно: курносая, веснушчатая, с ярко накрашенными глазами все того же зелёного цвета. Одета в кожанку, волосы распущены, на шее виднеется маленький фрагмент татуировки. Не переставая улыбаться, мистер Давич картинно нахмурился.
– И ведь говорил же ей… не нужна тебе татуировка эта… но нет же. Ничего я не понимаю, видите ли. Ничего…
Энтони аккуратно поправил толстый монокль, которым в последнее время пользовался всё чаще. Зрение у него было уже далеко не такой острое, как раньше, да и непрекращающийся насморк вкупе с артрозом не добавляли его сутулой фигуре
