людей здесь собралось столько, что большинству приходилось слушать собрание стоя. Если бы им пришло в голову взять с собой детей, то для устранения последствий давки пришлось бы приглашать Стража.
Давка намечалась и сейчас: к Ханне, которая молчаливо смотрела себе под ноги, тянулись десятки рук женщин, которые хотели ее пожалеть, но Рубен крепко обнимал невесту за плечи, никого не подпуская к ней. Она не плакала, но была совсем бледная, и показалась Помоне еще младше своего возраста. Сейчас двадцатиоднолетней белокурой девушке нельзя было дать больше шестнадцати, и казалась она к тому же смертельно больной.
– А я тебе говорю, что не было до этого ничего такого! – надрывался Рубен. На его лбу опасно пульсировала вена, а сам он был красным от злости, Его рука, замершая на талии Ханны, раскачивала бедняжку туда и сюда. – Никогда прежде Стражи таких штук не выкидывали! Я тебе как есть говорю: я просто подошел, а бдящий меня прогнал!
– И ничего не сказал? – покачал головой старик у стены. Диана, которая по праву хозяйки стояла здесь же, в центре, по левую руку от Альрика, зорко следила, чтобы он не сдвинул баночку с огурцами поближе к своим ногам. – Но, Рубен, ты уверен, что… Я хочу сказать, даже для Стражей это уж слишком…
– Больно надо мне такое выдумывать, ты посмотри на Ханну, бдящий разбил ей сердце! Ну ничего, ничего, моя хорошая… Ты посмотри, она от горя говорить не может! – Рубен прижал к себе Ханну, которая безжизненно повиновалась его движениям. – Сейчас придет та женщина… старая дева…
– Помона?! – вскрикнула Диана, схватившись за грудь. При звучании ее имени в толпе поднялся шепот. Помона продолжала пробираться к ним, крепко сжимая зубы. – Рубен, здесь же молодые есть, и вы с Ханной, в конце концов!
– Та женщина видела, что сделал Страж, – мрачно сказал он. – Я ее пригласил. Она расскажет все, как было, и вы убедитесь, что я не лгу!
– Никто не обвиняет тебя во лжи, – сказал Альрик.
– Вот именно, – тут же подхватила Диана, – тебе не кажется, что звать Помону было не обяза…
– Знаете, я могу прямо сейчас уйти, – холодно сказала Помона. Она была невысокого роста, и Диана не могла видеть ее в толпе, в которой женщина прокладывала себе дорогу, но все равно замолчала. Притихли и все присутствующие на собрании.
Она ожидала, что отец одернет ее и в очередной раз шепотом напомнит, что Помона должна быть с людьми любезной, но Гектор молчал. Он стоял позади нее, грозно поглядывая на окруживших их со всех сторон людей, и те наконец молча потеснились, уступив дорогу не только ему, но и его дочери.
Глядя в глаза жующей язык Диане, Помона подошла к Рубену и Ханне.
– Если меня не хотят тут видеть, я уйду. С удовольствием.
Помона чувствовала, что перебарщивает, и заставить присутствующих оправдываться ей не удастся, но ничего не могла с собой поделать: она больше не чувствовала страха перед толпой. Только злость кочевала по ее венам и заставляла руки непроизвольно
