style="font-size:15px;"> Помолчав немного, Дерри спросил:
– Но как он узнает об этом?
– Это другой вопрос. Тоже придется выяснить.
– Все равно не верю, – скептически заметил Люк Джон. – Только на том основании, что Берт написал о нескольких не стартовавших…
Дерри указал на списки:
– Их слишком много было, этих лошадей. Слишком…
– Верно, – поддержал я его.
– Но нельзя же выстраивать целую теорию только на основе какой-то одной случайной обмолвки…
– Нет, конечно нет, – согласился я. – Должны быть доказательства. Безусловно, должны быть. Кстати, в ту пятницу, когда мы возвращались с ланча, Берт сам сказал мне. Он все хотел дать мне совет.
– Да, верно, – вспомнил Дерри. – Но так и не раскачался.
– Нет, сказал. Честное слово. И абсолютно серьезно. Он посоветовал мне не продавать душу, не продавать свою колонку.
– Быть не может! – воскликнул Люк Джон.
– Он сказал: «Сперва они покупают тебя, а потом шантажируют».
– Не может быть, – автоматически повторил Люк Джон.
– Он был ужасно пьян. Пьянее, чем всегда. Говорил, что это его последние слова. Потом вошел в лифт с бутылкой виски, двинулся через комнату, отхлебывая из горлышка, прямо к окну и выпал на улицу.
Люк Джон прижал веснушчатые пальцы к тонким губам и проговорил низким, сдавленным голосом:
– Нет… О боже!
Выйдя из «Блейз», я влез в фургон и отправился к скаковым конюшням в Беркшире – брать интервью у девушки, которая ухаживала за самым знаменитым фаворитом предстоящих скачек.
Чемпион по стипль-чезу по кличке Зигзаг завоевал огромную популярность и известность, однако в любой день на ослепительном небосводе его славы могли появиться тучки, так как первого января ему исполнялось одиннадцать лет. Я полагал, что именно в скачках на Золотой кубок великому старцу предстояло отвесить публике прощальный поклон, а потом его вытеснит плеяда новых, более молодых звезд.
Конюхом Зигзага была девушка, Сэнди Виллис, необыкновенно заботливая и преданная делу. Каждая фраза этого юного и простодушного существа была густо оснащена лихим жаргоном конюшен, которым она пользовалась безотчетно и который составлял трогательный контраст с присущим ей от природы невинным видом.
С гордостью собственника Сэнди демонстрировала мне Зигзага. Она помнила и рассказывала обо всех скачках, в которых он участвовал. Ходить за ним она начала с того самого дня, когда он голенастым и еще безвестным трехлеткой впервые переступил порог конюшен. Она представить себе не могла, что станет делать, когда его отстранят от соревнований. Скачки без Зигзага – это уже совсем не то.
Я предложил прокатиться до Ньюбери и выпить по чашечке чая в кафе или отеле.
– Нет, спасибо, нет времени, – сказала она, – вечерняя смена приступает только в четыре.
Привалившись
