style="font-size:15px;"> – Хорошо, сколько бы вы хотели за него?
Он посмотрел на мою тележку, на которую только что помог погрузить комод. Посмотрел на двадцать фунтов, которые я заплатил ему за это, посмотрел на мои потертые джинсы и куртку и ласково сказал:
– Нет, парень, я не могу тебя грабить. И вообще, глянь – у него все ножки внизу прогнили.
– Я мог бы заплатить еще двадцать, – колеблясь, сказал я. – Но это почти все, что я взял с собой.
Его пришлось долго уговаривать, и в конце концов он позволил заплатить ему только пятнадцать. Глядя на меня, он покачал головой, сказав, что мне лучше бы еще немного подучиться, пока я не разорился. Но я почистил стол и заново отполировал прекрасную столешницу из орехового дерева, а две недели спустя продал его маклеру, которого знал по работе в Сотби, за двести семьдесят фунтов.
С этой прибыли, увеличившей мои сбережения, я открыл первый магазин и никогда не знал провалов. Когда двенадцать лет спустя я продал свой бизнес американскому синдикату, это уже была сеть из одиннадцати магазинов – все сверкающие, чистые, полные сокровищ.
Вскоре после этого, поддавшись сентиментальному порыву, я отследил испанский стол и выкупил его обратно. А разыскав того самого владельца гаража, я вручил ему двести фунтов, чем чуть не довел его до сердечного приступа. Поэтому я решил: кто-кто, а уж я-то точно имею полное право задирать ноги на дорогую столешницу.
– Откуда у тебя эти синяки? – спросила в спальне Джилли, сев в кровати и глядя, как я раздеваюсь.
Прищурившись, я бросил взгляд на россыпь лиловых пятен:
– Сороконожка напала.
Она рассмеялась:
– Ты безнадежен.
– Мне надо будет вернуться в Ньюмаркет к семи утра.
– Тогда не теряй время. Уже полночь.
Я забрался под одеяло рядом с ней, и наша парочка голышом принялась решать кроссворд в «Таймс».
Это всегда было лучшим вариантом. К тому времени как мы выключили свет, нас, оттаявших, уже ничто не разъединяло, и мы повернулись друг к другу, чтобы предаться тому, что было довольно весомой частью наших отношений.
– Я тебя почти люблю, – сказала Джилли. – Хочешь верь, хочешь нет.
– О, я верю, – скромно сказал я. – Тысячи не стали бы верить.
– Перестань кусать меня за ухо, мне это не нравится.
– В книгах говорится, что ухо – эрогенная зона номер один.
– Книги могут идти куда подальше.
– Прелестно.
– Туда же, куда все эти публикации насчет женского освобождения, типа «Миф о вагинальном оргазме». Чепуха, да и только. Конечно, это не миф.
– Пожалуй, тут не место для публичных слушаний, – сказал я. – Пожалуй, тут место для личной страсти.
– Ну что ж, если ты настаиваешь.
Она устроилась поудобнее в моих объятиях:
– Если хочешь, я тебе кое-что скажу.
– Только
