с белужьей визигой (спинным мозгом). Никто не ленился сходить на палубу, где по бортам во всю длину железяки висят и вялятся, истекая соком, сказочной вкусноты огромные куски осетрины, севрюги и бестера (помесь белуги с осетром). Нет, не ленился – ходил и отрезал-таки граммов триста севрюжьего балычку под холодненькое пивко. Но потом никто уже запаха осетрины переносить не мог. Начинался ропот команды. Татьяна выкидывала на помойку продукты своего труда со столов – нетронутые кусищи жаренного осетра. В каюте Кэпа слышалась ругань, но на следующий день были уже макароны с тушёнкой по-флотски. Все окончательно понимали, что такое настоящий деликатес. Эта осетрина позволила Кэпу совсем не тратить колпитовских денег, а они немалые, не хилая прибавка к зарплате. Но никто против не был. Все сыты, а как крутится Кэп, чтобы прокормить свой экипаж, никого не волнует.
Володя сразу как-то подружился и легко сошёлся характером с электромехаником Виталиком, молодым мужчиной тридцати восьми лет. Его земляк, тоже жил в Горьком и совсем недалеко, как оказалось. Электромеханик, как и радист, на реке вахты не несёт. Виталик работал уже четвёртую навигацию на этом танкере.
В последнюю ночь рыбалка была ещё круче. Один раз в кукан попалось сразу восемь штук осетров. В мотне кукана были одни хвосты, а огромные морды умудрились каким-то образом впихнуться в размеры ворот кукана. С одного подъёма – шестьсот пятьдесят кило…
«Василич прав, плечо не просто болит, а ноет, взывая о помощи к моему мозгу, как провинившийся матрос к строгому, но справедливому капитану, – ворчал про себя Владимир. – За две ночи я собственными руками убил девяносто два живых существа. Причём, варварски, топором промеж глаз, как учил меня великий наставник Клюз».
Ваня-Клюз по возрасту – ровесник Виталика, может, чуть постарше. Он детдомовец, детство было несладким. Был женат, но жена его бросила за пьянство – платит алименты за сына. Да, пьёт Клюз частенько, есть такой грех за ним. Старается держаться, и здесь ему с этим недугом немного легче бороться. Он осознаёт, что является маленькой шестерёнкой в целом механизме, представляющем собой экипаж железяки, и что без него людям будет трудно выполнять свою работу.
Прозвище это он получил потому, что всегда свои речи заканчивал словами: «Ферфатер в клюзе, и здохен шванс!». Видимо, в школе он учил немецкий. Из этой фразы всем без перевода было понятно только одно слово – клюз, которое и стало родным псевдонимом Ивана.
Однажды, при опускании судна в шлюзах, в открытое окно кают-компании, когда оно находилось на уровне бетонки, спрыгнул какой-то наркоман – воришка. Чиф был на мосту и заметил его. Стали ловить всей толпой. Задраили все двери, чтобы не убежал. Зашхериться ему особенно негде было, и через десять минут он был зажат у двери на корму. Но у этого придурка, видимо, крыша поехала, или шибко обкуренный был. Он, как загнанный зверь, махал ножом и никого к себе не подпускал. За поясом у него был виден японский видеомагнитофон, хозяином которого
