волосами, жадно вгрызался в бутерброд. К нему прилагалась рюмка водки. Второй закуской не озадачился и просто потреблял какую-то мутную жидкость, устремив в стену стеклянный взор. Между собой посетители не разговаривали, сидели в разных углах маленького душного помещения. Никита взгромоздился на высокий табурет у стойки на безопасном расстоянии от обоих.
Задумался и не сразу услышал вопрос официантки (или как можно было назвать девушку, разливающую отраву в этой дыре?):
– Вам что?
– А? Водки.
– Какой? Есть «Столичная», есть…
– Любой. Поскорее.
– Проблемы? – окинув Никиту заинтересованным взором, осведомилась девушка.
Он не отозвался. Если бы то, что его глодало, можно было назвать «проблемой». Если бы весь этот кошмар вообще имел название.
Как в романах – еще вчера он был счастливцем: перспективная вроде бы работа, красавица невеста, довольно оптимистичный взгляд на жизнь. Но ночью все рухнуло. Точнее, работа-то оставалась, но… Что толку в том, что он к чему-то стремился, чего-то хотел, чего-то даже смог добиться? Все это казалось Никите сизифовым трудом. Все было перечеркнуто, начиная с его представлений о себе.
Он никогда всерьез не думал о себе. Не спрашивал себя: какой я? На что я способен? Каковы мои сильные и слабые стороны? Способен ли я совершить преступление, а если да, то ради чего? А может, зря. Может, это помогло бы предотвратить то, что в итоге произошло.
Герои фильмов никогда не идут на убийство просто так. Они мстят, или спасаются, или пестуют какую-то идею, как Раскольников. У Никиты все было иначе. Он и не смог бы объяснить, как все было: раз – и все. Мгновенное предательство собственных принципов (обостренное чувство справедливости было для него одной из причин выбора работы, но может ли идти речь о справедливости, когда убиваешь, причем молодого человека, которого никогда раньше не видел?).
В любом случае теперь оставалось только запивать.
Страшно не было, скрываться не хотелось. Если что-то и пугало, то только мысли о Тине. Никита отдергивался от них, как от кипятка, но они возвращались, причиняя новую и новую боль. Никита выключил звук на телефоне – скорее всего, Тина уже проснулась и не раз позвонила, беспокоясь о нем. Да о нем ли самом? Вероятнее, о том, не пошел ли он в полицию. А он – что он такое в ее жизни, если… (Не думать, не думать, не думать!)
А что он такое вообще, если…
Никита показал официантке, что хочет повторить.
– Все совсем плохо, да? – проскрипел из другого конца закусочной мужчина в сером свитере.
Парень непонимающе уставился на него. «Тебе-то какое дело?»
– Такой молодой, а тут с нами торчишь.
«Не с вами. Сам по себе», – подумал Никита.
– Тебя наверняка кто-нибудь ждет.
Он помотал головой. Мужчина сполз со своей табуретки, ойкая и хватаясь за стойку,
