здесь, с тобой. Давай все-таки попробуем поспать.
– Ладно. Конечно. Давай попробуем. Поговорим об этом завтра, да? Я имею в виду – о нас.
– Ти-на. Мы замешаны в убийстве. Какие сейчас могут быть беседы «о нас»? Чертова женская психология.
Девушка сделала над собой огромное усилие, чтобы промолчать, и отвернулась от Никиты к стене.
На этот раз сон долго не приходил, но когда Тина наконец отрубилась, то «очнулась» уже утром. В первые пять благословенных секунд она пребывала на границе между сном и явью и не помнила ни о каком убийстве. Потом – застонала и резко села в постели. Место на диване слева от нее пустовало.
– Никита? – произнесла Тина звенящим голосом.
Никто не отозвался.
Призрачная надежда на то, что он на кухне или в душе, не оправдалась. Его вещи лежали на своих местах, но сам он…
«Ладно. Я не буду паниковать. Может, он всего лишь пошел в магазин», – сказала себе Тина, уже слушая гудки в трубке. С каждым следующим гудком ее сердце падало все ниже, пока наконец не ухнуло на самое дно колодца.
«Ага, в магазин, как же. Булочек к завтраку не было. Или ни с того ни с сего захотелось сушеного винограда. Нет больше ничего простого и обыденного, забудь. Одно из двух: либо Никита ушел в отдел полиции, либо… от тебя. А Артемочка даже после смерти продолжает портить твою жизнь. Вот ведь козел!»
Подняв с пола свои чулки – свои любимые черные чулки с кружевом, – Тина подумала о прошлой ночи и расхохоталась над своей наивностью, как над очень смешной шуткой, а потом сразу, без всякого перехода, спрятала лицо в ладони и разревелась.
Прошлая ночь
Артем выглядел каким угодно, но только не жалким. С взъерошенными до нужной степени и слегка залитыми гелем волосами, с алым шарфом, обмотанным вокруг шеи поверх длинного черного пальто, и в безупречно блестящих, несмотря на погоду, ботинках он скорее напоминал кинозвезду.
И… эта кинозвезда ждала Тину у подъезда под дождем, стоически выпрямившись ему навстречу. Зайти под козырек подъезда было бы слишком прозаично для такой встречи.
– Я думала, ты будешь у себя, – произнесла Тина вместо приветствия.
Она чувствовала, что ее щеки приближаются по цвету к его шарфу. Он застал-таки ее врасплох.
– Я хотел выйти к тебе сюда. Не мог не выйти.
А вот в его голосе было все, что требовалось: и надтреснутость, и печаль, и некая многозначительность.
– Давно ждешь? – Тина силилась вести светскую беседу.
– С той самой минуты, как ты согласилась приехать. Пойдем.
– Ну надо же.
Она едва не воскликнула: «Тут холодно, мокро, а ты и голову не покрыл!», но удержалась. Нет уж, такого удовольствия она ему не доставит. Ей плевать на его самочувствие, давно. И пусть не мечтает, что она будет его отогревать в своих объятиях.
– У меня совсем мало времени, меня ждут, – холодно предупредила Тина, когда они поднимались
