можешь от меня больше вообще никогда не ездить?
Однако я тут же понял, что сказал-спросил совсем не то, потому что Олесины глаза вспыхнули, да и вообще она как-то даже приподнялась над ещё тёплым асфальтом. Меня охватил ужас, будто бы я с треском провалил экзамен, к которому так долго готовился.
– Ты меня не поняла, я имел в виду НЕ ездить…
– Ч-ч-ч! Я все поняла! Я – музыкант, я слышу ударения.
И Олеся вдохновенно залепетала о разменах и квартирах, о многодетном счастье и как-то чересчур высоко воспарила. Её плащ и волосы растрепались на ветру, неожиданно поднявшемся. Я стоял и думал: вот был бы этот весенний ветер каким-нибудь волшебным, исполняющим заветные желания, попросил бы я сейчас его унести от меня эту богиню пианизма вместе со всеми её словами и ударениями…
Смешно сказать, но именно в тот вечер Олесе всё-таки пришлось уехать от меня на такси. Из-за ремонта дороги троллейбусы ходили только до девяти вечера. Я остался без копья, но ничуть об этом не пожалел. Олеся позвонила на следующий день и сообщила, что на сдачу с такси она купила батон, два пакета молока, пачку сахара и десяток нотных тетрадей.
Она всё приезжала и приезжала вечерами. Потом уезжала. И всякий раз, когда троллейбус скрывался за поворотом, я думал о том, что свою молодость я загубил окончательно.
Вскоре мне предложили «разлётную» работу, чему я был несказанно рад. Должность флайт-менеджера пришлась мне по душе. Лётчики меня прозвали «Кошелёк», потому что я часто возил с собой немалые суммы наличных денег, которыми приходилось расплачиваться за услуги аэропортов, к тому же у меня всегда была с собой чековая книжка. Наша молодая авиакомпания не имела возможности содержать в каждом городе своих представителей, поэтому вдобавок ко всему я часто выполнял представительские функции: присутствовал на регистрации, разбирался с проблемными пассажирами.
Особенно я любил ночные рейсы в восточном направлении, которые спасали меня от проведения вечеров или ночей с Олесей. Но таких рейсов было недостаточно, и тогда на помощь приходили ложь и мама.
«Олесенька, а Андрюши нет. Он в Надыме…» – «Галина Леонтьевна, но ведь Андрей не пилот, почему же он так часто летает?» Я стоял рядом и всё слышал. «Полёты очень вредны для здоровья. Там – наверху – радиация!» – «Ой, Олесенька! Да ты что? – ужаснулась мама и взглянула на меня, сведя брови. – Какая радиация, Олесенька?» Мамина мимика сигнализировала о том, что вопрос адресован мне, а не Олесе, и теперь придётся объяснять, какая у нас там наверху радиация и как это может повлиять на рождение внуков.
Олеся всякий раз шумела, бесновалась и бузила, жаловалась маме на моё отсутствие и искала у неё поддержки. «Давайте позвоним директору авиакомпании и будем возмущаться! Андрея просто загоняли! А если начальство не примет меры, то в газету напишем!..»
Мама зачастую просто не могла придумать, что ей сказать. Почему она жалела Олесю –
