и твоей работе, – тихо проговорил Годрик, которого сложившаяся ситуация совершенно не пугала.
– Еще бы они хорошее что-то болтали, а не грязью за спиной поливали, – сказал Вильгельм и покрутил мартини в бокале. – Они ведь столько мне писем прислали про загрязнения на Планете. Думаешь, я не читал? Читал. А что я сделать могу? Уже ничего.
– Но шлют ведь письма, значит не забыли. – Годрик улыбнулся.
– Лучше бы забыли. Я им в двадцатом веке замучился объяснять, почему люди решили воевать столько раз друг с другом!
– А они разве раньше не воевали?
– Воевали. Только оружия не создавали, которым можно легко половину Планеты уничтожить, – хмыкнул Вильгельм и отпил мартини. – А теперь видишь? Еще веселее! Они сами не понимают, как себя в могилы загоняют. А может и понимают, но им все равно. Не всем, конечно, но у многих есть причины, по которым и глаза закрыть на уничтожение Земли можно.
– Какие например? – Годрик пододвинулся.
– Деньги? – предположил Вильгельм, усмехнулся, а потом, словно смертельно устав, застонал. – Деньги, власть, какая-то возможность развеселить себя на свои жалкие годы. Они не видят дальше себя, вот в чем дело. Думают, что хаос их рассосется как-то. А как? Даже я его исправить не могу!
Годрик отставил бокал, поправил одежду и, казалось, хотел сказать что-то ободряющее. Он даже задумался, улыбнулся, а потом нахмурился, почесал подбородок и выдал то, что смог придумать:
– А тебя ведь когда-то поддерживали, Вильгельм. Не все, но хоть кто-то. Помнишь, как Шаттлы обрадовались, когда увидели модель Земли и ее природы? Когда-то у тебя были толпы поклонников, даже сейчас несколько штук осталось, наверное.
– А сейчас не осталось никого, даже друзей, – тихо вздохнул Вильгельм, но Годрик услышал. Слова эти его совершенно не обидели – ему и не нужно быть его другом. Он никогда им и не был.
– Ладно, хватит о грустном. Давай выпьем, отпразднуем нашу встречу. Когда это еще повторится! – Годрик отошел к столу, изящно нагнулся и вытащил из маленького холодильника несколько бутылок. Вильгельм, хмыкнув, кивнул. Алкоголь казался не таким уж и плохим способом заглушить темные мысли.
За мартини пошел коньяк. За коньяком – вино, которое еще чем-то запивалось. Приятная девушка становилась приятнее с каждым разом, когда приносила заказ. Она мило улыбалась. Заказы и вправду приходили быстро.
Годрик смеялся, вытаскивал коллегу на импровизированный танцпол, где они, уже пьяные, пытались танцевать мазурку. В ранние годы они выглядели как братья-близнецы, но были совершенно разными. В основном внутренне, Вильгельм ведь тоже когда-то был очень обаятельным. Из-за этих различий никогда и не дружили. Они чем-то говорили, но о чем именно – никто уже и не вспомнит. Но в тот вечер Вильгельму было хорошо.
Пили они до глубокой ночи, пока Эльгендорф не допился до такого состояния, что и не понимал уже, что пьет. Годрик все продолжал запудривать ему мозги, подливать напитки
