Нет, Яким, я всего лишь не мог позволить, чтобы при мне унизили человеческое достоинство.
– Чего? – не понял Яким.
– Ну, царь тебя бил?
– Так то его воля. Я же виноват был.
– Ну вот, а мне воспитание не позволило на это спокойно смотреть.
– Худо тебе будет, ежели не оправдаешься, – озабоченно сказал Яким.
– Я постараюсь, – улыбнулась в темноте Янка.
– Да, чуть не забыл, – всполошился Яким, – я ж тебе поесть принес! Голодный, поди? На, вот, возьми, – он сунул в окно кусок пирога.
– Спасибо! – благодарно шепнула Янка, хотела еще что-то добавить, но не успела.
– Якимка! – раздался в темноте Алексашкин голос. – Где ты, черт, ходишь?
– Я пошел, – прошептал Яким и скрылся в темноте. Янка прислушалась к его удаляющимся шагам. Донесся негромкий разговор.
– Где бродишь? – недовольно спросил Меньшиков.
– До ветру ходил, – отозвался Яким. Хлопнула дверь. Заскрипели ступеньки: кто-то спустился, пошел по траве. Она зашелестела. Подошел к амбару. Встал у окна. Янка замерла.
– Э, Янка! – это был Меньшиков. Янка молчала. В ней вскипала злость на Алексашку. Он прислушался.
– Молчишь? – он усмехнулся. – Молчишь, не знаешь, что сказать? Значит виноват.
– Интересно, и в чем же?! – ехидно спросила Янка, стараясь не злиться.
– Наглец! Ты на государя напал! Тебе этого мало?!
– Не твое дело! – огрызнулась Янка. – Запомни, кто при мне руки распускает, тот об этом потом долго помнит! Усек?!
– Ого! Да ты еще угрожаешь?! – удивился Алексашка.
– Я не угрожаю, а предупреждаю. Тебя это, кстати, тоже касается, – как можно примирительнее заговорила Янка, хотя злость еще не прошла.
– А знаешь ли ты, что тебе будет, если государь эти твои слова узнает? – усмешливо спросил Алексашка. Янка похолодела, но сказала как можно безразличнее:
– Мне это совершенно не интересно, беги, сообщи, а то еще забудешь!
– Это ты пока такой смелый! – с издевкой произнес он. – Погляжу на тебя завтра, когда государь с тебя шкуру спускать будет! За все получишь сполна! А я от себя еще добавлю, чтоб не позорил меня перед государем впредь!
– Ой, как страшно! Мальчик обиделся! Уже боюсь! – усмехнулась Янка.
– Посмейся, посмейся! Завтра плакать будешь, Сонькин прихвостень!
– Чего-о?! А ну повтори, как сказал! – снова взорвалась Янка.
– Ага! Задело! А то и сказал! Знаю, кто тебя прислал, и зачем тоже!
– Слушай внимательно, Шурик! Если ты еще раз меня так оскорбишь, я за себя не отвечаю! – медленно и глухо сквозь зубы процедила Янка. – И оправдываться перед тобой не собираюсь!
– Добро, щенок! Будет тебе завтра баня с перцем! – злорадно пообещал Алексашка, – Все выложишь, как на исповеди!
– Но не тебе, не мечтай!
Где-то хлопнула ставня, и грозный голос Петра крикнул в темноту:
– Алексашка!
