этот кошмар теперь на слуху у мэра и даже у губернатора, они хотят, чтобы все было сделано корректно. Вы остаетесь на линии огня, но нам срочно нужны результаты.
Вудбайн вновь бросил взгляд на стену, взглянув на множество умоляющих глаз.
– Надеюсь, что сейчас не все эти люди мертвы, – прошептал он.
Джек Тэйер положил руку на плечо капитану. Обоих связывала многолетняя дружба.
– Я… Я бы не был столь оптимистичным на твоем месте. Есть моменты, которые мы пока опускаем.
Ноздри Вудбайна втянулись, его нервозность становилась все заметнее.
– Молитва на латыни, найденная нами у Спенсера, была написана кровью. Утром из лаборатории пришел факс. Это человеческая кровь.
Вудбайн закрыл глаза, он даже не удивился. Эттвел внес большую ясность, добавив:
– На самом деле это смесь из крови нескольких людей. Скольких – лаборатория не смогла установить.
Даже опытному капитану, занимавшемуся разными безумными историями на протяжении двадцати трех лет работы в полиции, показалось, что шестьдесят семь пар глаз с фотографий обращены к нему.
Это было невыносимо – и из его глаз потекли слезы.
Почему вы делаете это? Кто вы?
Но больше его удручал вопрос, как человеческие существа могли участвовать в подобной дикости, участвовать расчетливо и холодно, и с какой целью?
Под столом затрещал обогреватель. Все замолчали.
12
Нью-Йорк и его пригороды расположены поверх плиты, спускающейся к берегу океана. С высоты, когда ночь понемногу начинает разворачивать свои украшения, она напоминает огромное пятно, трепещущее множеством огней.
Местами видны тревожные торнадо «мигалок» полицейских машин, двумя цветами – красным и синим, отражающиеся на фасадах зданий. Они ритмизируют тамошние угрюмые улицы. Если бы потребовалась музыка, чтобы создать достойный аккомпанемент такому зрелищу, то вполне – усилиями меланхолического, медленного и мрачного хора – можно было бы исполнить гимн миллионам неведомых жителей, этих странным образом скрывающихся призраков мегаполиса.
В глубине одного из местных каньонов мы видим женскую фигурку, идущую навстречу общему людскому потоку. Еще одна баба, – могут сказать одни; скорее, миловидная; крепкие мускулы, напряженная спина, твердая походка.
Преодолевая порывы ветра и вся погруженная в свои мысли, Аннабель поднялась по Клинтон-стрит, держа в руке сумку, набитую делами. Она пересекла Джоралемон и посреди улицы на миг исчезла в густом пару, поднимавшемся из решетки водостока. Когда ее нога ступила на тротуар, мобильник завибрировал, а затем начал звонить.
Дерьмо. Дайте же мне хоть мгновение! – рассердилась она про себя.
Найдя небольшое укрытие перед зданием банка, Аннабель поставила сумку.
– О’Доннел. Слушаю, – произнесла она, переводя
