вас, вернетесь ли вы в Париж?
– Нет, она об этом не спрашивала.
– Вы не можете сообщить ничего больше? Припомните хорошенько.
– Нет, ничего особенного.
– А ты, Ролан, в котором часу оставил сестру?
– Я вернулся ужинать в шесть часов. Сабина была весела по обыкновению. Она спрашивала меня, приходил ли ты в мастерскую. Я отвечал, что тебя не было, тогда она немного взгрустнула. Я ей сказал, что ты должен был приготовить оружие в твоей лавке на набережной и что я увижу тебя вечером, потому что мы должны работать вместе. Она улыбнулась. Потом спросила меня, говорил ли я с тобой о сестре твоей, Нисетте. Я отвечал, что я прямо объяснил тебе мои намерения и желания. Сабина поцеловала меня. Мысль о двойном союзе очень радовала ее. Когда я расстался с нею, она была взволнованна, но это волнение было от радости.
– В котором часу ты ее оставил? – спросил Жильбер.
– В восемь часов.
– И после того ты не виделся с нею?
– Я увидел ее только сегодня утром, когда ее принесли.
– Ты вернулся вечером?
– Да. Я прошел к себе, думая, что Сабина в своей комнате.
– И ты ничего не заметил ни снаружи, ни внутри дома, что указывало бы на следы насилия?
– Ничего.
– Это все, что ты знаешь?
– Абсолютно все.
Жильбер сделал знак Фебу подойти.
– Что случилось здесь вчера вечером? – спросил он.
– Ничего особенного, – отвечал подмастерье. – Леонар и Блонден знают это так же, как и я. Мадемуазель Сабина сидела в лавке целый вечер. Она вышивала.
– Приходил кто-нибудь?
– Камердинер маркиза де Коссада, лакей главного откупщика Бежара и камердинер герцога Ларошфуко.
– Больше не было никого?
– Кажется.
Феб вопросительно взглянул на своих товарищей.
– Нет, никто больше не приходил после того, как ушел месье Ролан, – сказал Леонар.
– Никто, – прибавил Блонден, – только мадам Жонсьер и мадам Жереми приходили посидеть с барышней.
– Да, – сказала мадам Жереми, – я…
– Извините, – перебил Жильбер, – я сейчас попрошу вас ответить мне, но позвольте мне продолжить по порядку. В котором часу вы заперли лавку? – обратился он к подмастерьям.
– В половине десятого.
– Запирая лавку, вы ничего не заметили, ничего странного?
– Решительно ничего. Мадемуазель Сабина пела, когда мы запирали ставни.
– Да, – прибавил Феб, – барышня казалась очень веселой.
– Она не собиралась никуда идти?
– Нет.
– Вечером не приносили никакого письма?
– Ничего не приносили.
– Закрыв лавку, – продолжал Феб, – мы пошли наверх, в то время как барышня провожала этих дам по коридору.
– Вы ничего больше
