что Бог, всегда такой добрый к бедным матерям, оставившим на земле сирот, позволит ей слышать нас с высоты небес, – сказала Бланш.
– И она обещала всегда следить за нами! – прибавила Роза.
При этом обе сестры с глубокой и наивной верой, свойственной их возрасту, невольно в трогательном прелестном порыве взялись за руки и, устремив к небу глаза, воскликнули:
– Ведь это правда, мама?.. ты нас видишь?.. ты слышишь нас?
– Ну, а раз ваша мама вас видит и слышит, – сказал растроганный Дагобер, – то не огорчайте же ее своею грустью… Помните, что она вам запретила горевать!
– Ты совершенно прав, Дагобер, мы не будем больше плакать!
И они послушна вытерли глаза.
Дагобер, с точки зрения святош, был настоящие язычником. В Испании он со страстным наслаждением наносил сабельные удары[18] монахам всех орденов, которые с распятием в одной руке и с кинжалом в другой защищали не свободу (давно умерщвленную инквизицией), а свои чудовищные привилегии. Между тем все-таки недаром Дагобер сорок лет с лишком был свидетелем поразительных по своему величию событий, недаром столько раз видел смерть лицом к лицу.
Благодаря этому, инстинктивное чувство естественной религии[19], присущее всем простым и честным сердцам, всегда пробуждалось в его душе. Поэтому-то, не разделяя утешительной надежды сестер, он счел бы преступлением хоть немного поколебать ее.
Заметив, что девочки повеселели, он начал так:
– Ну вот, в добрый час, дети. Я гораздо больше люблю, когда вы весело болтаете и хохочете втихомолку… не отвечая даже на мои вопросы… как, например, вчера и сегодня утром… Да… да… эти два дня у вас завелись какие-то важные секреты… но это ничего… раз это вас забавляет, я очень рад…
Сестры покраснели и обменялись полуулыбкой, хотя слезы еще не успели обсохнуть на их глазах. Затем Роза с легким смущением сказала старому солдату:
– Да нет же, Дагобер… ты ошибаешься, мы ничего особенного не говорили!
– Ну, ладно, ладно. Я ведь ни о чем не хочу узнавать… Ну, отдохните еще немного, а потом в путь… уж поздно, а надо в Мокерн попасть засветло… чтобы выехать завтра пораньше.
– А далеко еще нам ехать? – спросила Роза.
– До Парижа-то?.. да придется, дети, переходов с сотню сделать… хоть и тихо мы двигаемся, а все-таки продвигаемся… а главное, все обходится дешево, что при нашем тощем кошельке очень важно: комнатка для вас, половик и одеяло у порога для меня с Угрюмом, да свежая солома для Весельчака – вот и все наши путевые издержки. О пище я не говорю: вы вдвоем съедите не больше мышки, а я в Египте[20] и Испании выучился чувствовать голод только тогда, когда есть чем его утолить!..
– Ты не говоришь о том, что для большей экономии все делаешь сам, не позволяя нам даже в чем-нибудь тебе помочь!
– Подумать только, что каждый вечер ты сам стираешь белье, как будто мы…
– Что?
В Испании он со страстным наслаждением наносил сабельные удары… – Речь идет о франко-испанской войне 1808–1814 гг., последовавшей сразу же после возведения на испанский престол Жозефа, брата Наполеона I.
…инстинктивное чувство естественной религии… – Иначе религии разума или религии чувства, выводимой из «человеческой природы» и соответственно не нуждающейся в авторитете церковных догматов. На основе естественной религии была сделана попытка создать государственный культ в эпоху Великой французской революции.
…в Египте… – Французские регулярные войска под предводительством генерала Бонапарта вошли в Египет в 1798 г. Были вытеснены англичанами в 1801 г.
