склонила голову.
– Болен? в темнице? умер? спрашивала Жанна.
– О, нет, сударыня! не так важно. Его нет в Париже.
– Его нет в… Где же он?
– В Бургундии, у дяди.
– А почему он в Бургундии?
– Из боязни вашего мужа и по приказанию отца.
– Из боязни моего мужа?.. Бедный Рене! Я причина твоего изгнания.
– Но, сударыня, заметила Гильометта, – если вы желаете…. ведь Оксер не за сто тысяч лье, и если вы напишите г-ну Рене…
– Нет! Отец его прав… Он друг Феррона… он его знает!.. Для Рене лучше быть подальше от Парижа. Тем не менее я тебя благодарю, Гильометта, возьми на этом столе кошелек.
– Ах, сударыня я не за это…
– Возьми, возьми!.. и оставь меня!..
Жанна снова осталась одна, но уже не с прежними радостными грезами. Как странна ее судьба! Чтобы спастись от человека, которого она ненавидела, она отдалась человеку, которого не любила. А кого любила она, того ей запрещено было видеть!..
Но по темпераменту Жанна не была женщиной, которая терпела бы вечную печаль, основанную на угрызениях совести и муке. Если ее бегство должно положить в гроб ее мужа, то зачем он захотел быть ее мужем?.. Что касается короля, то Жанна тоже припоминала слова Маро, который сказал ей. «Что король не из тех свирепых любовников, которые отягчают цепями предмет своей нежности».
И на самом деле, в течение трех месяцев, как она была королевской любовницей, не была ли она окружена толпой молодых и изящных джентльменов, искавших ее малейшей благосклонности. Особенно один из них маркиз де-Лануа, первый конюший его величества был особенно любезен, необыкновенно богат и щедр для своих любовниц…
Пробило полдень. Жанна была еще в постели, когда Гильометта доложила ей о маркизе де-Лануа.
Нравы того времени дозволяли подобные визиты. Но во всяком случае дамы принимали таким образом только самых близких друзей. А Жанна до этого времени принимала таким образом только Маро.
Гильометта ожидала, что ее госпожа прикажет ей попросить маркиза подождать, пока она оденется, и была сильно удивлена когда Жанна сказала ей с особенной живостью:
– Проси!..
«Ба! ба! подумала горничная, – за отсутствием клерка мы хотим попробовать конюшего. Мне кажется, впрочем, что от перемены мы ничего не проиграем».
Случай, если не собственное вдохновение, внушили маркизу де Лануа прийти в ту самую минуту, когда о нем думали. Он пришел, чтобы оправдать то убеждение, которое имели об его любезности. В руках у него была золотая чаша, которую он подал Жанне, говоря:
– Вчера вы жалели, что у вас нет ничего из работ великого флорентийского художника, Бенвенуто Челлини. За то маленькое удовольствие, которое может вам доставить этот ничтожный подарок, простите ли вы мне, что я так рано явился к вам?
Сидя на постели, созерцая чашу своими большими глазами еще увеличившимся от восхищения, Жанна воскликнула:
