женщина или девушка была ему необходима!
В тот же день он повелел, чтоб во всем Мемфисе и его окрестностях было объявлено, чтоб та, у которой орел унес tatbeb, немедленно явилась в его дворец.
Эта tatbeb, причина пылкого и внезапного восхищения Амазиса,– принадлежала Родопе. Привезенная в Египет и проданная одному богатому жителю Навкатриса, милях в двенадцати от Мемфиса, однажды утром она купалась в Ниле в обществе молодых девушек, таких же невольниц, как и она; в это время орлу, пришли охота похитить одну из tatbeb прекрасной фракиянки и отнести ее царю. Царь, который после этого происшествия не спал целую ночь, что вовсе не доставляло удовольствия его супруге, очень хорошо заметившей, что супруг её не совсем в своей тарелке…
Она с беспокойством расспрашивала его о причине.
– Дорогая Гермонтия, – отвечал он ей довольно сухо, – у меня две тысячи женщин, до которых, чтоб не обидеть вас, я никогда не коснулся даже пальцем; прошу вас, оставьте меня в покое, когда случайно, мне придет в голову каприз. В настоящую минуту меня занимает не вопрос любви, а вопрос искусства. Будьте откровенны и скажите, много ли найдется ног, которым будет в пору эта туфля?
Сказав это, Амазис снял с своей груди крохотную туфлю.
Царица пожала плечами.
– Во всем Египте не найдется ни женщины, ни девушки, которой была бы она впору, – вскричала она.
– Хорошо! – возразил царь; – если не в Египте, то в Италии, Греции, в Персии, в Индии – пусть ищут везде эту ногу: я хочу ее видеть! Если я должен употребить всё мое время, если я буду вынужден разослать всех моих служителей по всему свету отыскивать её… Её найдут и вместе с туфлей доставят мне её хозяйку…
Царица вздохнула, но ничего не возражала; она поняла, что будет не только неловкостью, но быть может даже неблагоразумием с её стороны, противиться капризу своего супруга.
Между тем, четыре или пять тысяч послов отправились во все стороны не только в Мемфисе, но на двадцать лье в окружности.
Сидя на колесницах, запряженных двумя быстроногими бегунами, эти герольды, с вожжами в одной руке, с рожком в другой, останавливались, на каждом месте, в каждом городе, в каждой деревне и там, сыграв блистательную Фанфару, чтоб собрать толпу и привлечь внимание, они три раза, звучным голосом, провозглашали царскую прокламацию.
В Навкатрисе, один из этих герольдов остановился как раз против того дома, в котором жила Родопа. Перед домом ее хозяина Манефты.
Манефта был мужчина лет сорока, довольно красивый, очень, как мы сказали, богатый, – имевший слабость к красивым женщинам, как Иадмон. Средства ему позволяли; он покупал всех женщин, привозимых пиратами из чужих стран на городской базар; он был умен и добр, он обращался с ними не как с невольницами, а как с равными, великолепно одевал их и с утра до вечера давал им полную свободу.
Родопа, одно из последних его приобретений, была предпочитаема им другим. К несчастью в ту эпоху, когда он купил ее, – недели за две до того времени, о котором мы говорим, – довольно важное нерасположение
