я, наконец, осознав масштабы проблемы, – Блин! Да она – просто, золотая!
Я потрошу рыбу дальше…
– А, теперь – другая мысль! – через пару минут, думаю я, – Каждый год, мы заезжаем на полевые работы, примерно пятого апреля. С этого времени, мальки скатываются в море, примерно полтора месяца. В день мы съедаем, примерно три кунджины. Значит, в день мы спасаем… почти пятьсот мальков. За полтора месяца, это получается… двадцать одна тысяча мальков!
– Блин! – снова взвиваюсь я, – Да, мы – Гринпис! Нам памятник ставить надо!
В Тятинском доме, обдумывает мои расклады по малькам, Труберг. Он очень дотошный.
– Саша! – говорит он мне, – Ты знаешь, какой процент возврата взрослых рыбин от количества выпущенных мальков? На рыборазводных заводах его высчитывают.
– Ну! – киваю я, – Максимум – шесть процентов мальков возвращаются в реку взрослыми рыбинами. Шесть рыбин из ста мальков!
– Так! Давай, возьмём пять процентов. Получается, что одна кунджа, за весну, мальками съедает… четыреста семьдесят взрослых горбушин и кетин.
– Впечатляет, – угрюмо отзываюсь я.
– А мы, за весну, – продолжает Труберг, – Кормясь кунджой, спасаем тысячу сто взрослых горбушин и кетин.
– Хм! А ещё говорят, что мы объедаем заповедные речки! – фыркаю я, – И что нам нужно запретить ловить рыбу, на еду!..
Тятино. Утро встречает нас безоблачным, голубым небом и уже жаркими лучами солнца. Сегодня, нам нужно обследовать леса восточнее Ночки. В те лесные дебри мы, вообще, никогда не заглядывали. Просто, никогда не было в этом потребности…
На поляне, посреди пихтарника, широкими пластами содрана дернина. Мы, с ходу, подворачиваем ближе.
– Вот, это да-а! – качаю я головой и трогаю чёрным носком своего болотника вал скатанного дёрна, – Хм! Закатал в рулон, как ковёр!
– Саш, что это?! – не понимает Труберг.
– Медведь мышей ловил! – коротко оглядываюсь я на него, – Смотри, как скатал!
– Как он это сделал?!
– Обыкновенно! Когтями передних лап прорывает дернину и отступая назад, её под себя скатывает, рулоном. Как ты дорожку на полу скатываешь, когда квартиру пылесосишь.
– Прорвать пластом! – изумляется Труберг, – Тут же, сила нужна – как у трактора!
– Хм! – в свою очередь, я недоумённо смотрю на Труберга, – У него она и есть, как у трактора!
Я опускаюсь на корточки и меряю, такой чёткий на оголённой, мягкой, бурой почве, отпечаток когтистой лапы.
– Пухлая лапка, тугая! – бормочу я под нос, – Скорее всего, медведица… У женщин размер ноги маленький, даже когда масса большая…
– Чего?
– Шестнадцать сантиметров, я говорю… Молодец!.. Крупный!
Вот и речка! Ночка темнеет перед нами своим, почти чёрным днищем из вулканического шлака. Мы перебираемся
